Мой друг – вампир

Кристиан сидел в кресле у старинного торшера, и золотистый свет скрадывал неестественную бледность его лица.

– Привет. Очень рада увидеть тебя вновь.

– Привет, – Кристиан улыбнулся одними губами. – Могу сказать то же самое.

Странный гость так и не притронулся к угощению – распакованная Таней коробка шоколадных конфет осталась нетронута, чай остыл, а с апельсинами безжалостно расправлялась взволнованная и смущенная хозяйка дома.

– Кристиан, что происходит? Грядет какое-то событие? Сознайся, ты приехал в город не для встречи с нами?

– Должен признаться, да. Появление в сквере Татьяны стало для меня неожиданностью.

– Приятной? – уточнила она.

Вампир вежливо улыбнулся.

– Знаете, какой сегодня день?

– До каникул вроде бы далеко, и никаких праздников на горизонте. – рассуждала Панкратова. – Может, родился кто-то знаменитый?

– Его еще называют Хэллоуин, то есть День Всех Святых. Впрочем, по сути, он имеет к христианским традициям очень поверхностное отношение. Католическая церковь не смогла искоренить древний языческий обычай и превратила день празднования Нового года в день прославления мучеников и святых.

– Подожди, подожди, мы об этом денечке хорошо наслышаны, даже фильмы смотрели, – перебила Кристиана Панкратова, – и знаем, что его выдумали американцы, а к нам он не имеет никакого отношения.

– Американцы сделали из Хэллоуина развеселый праздник и зарабатывают на нем неплохие деньги, но приверженцы языческой веры помнят истинное его значение. В ночь, когда новый год сменяет старый, Самхэйн начинает свою жатву…

– Самхэйн?

– Кельтский бог смерти. Его урожай – души всех, кто умер в течение года. В эту ночь почти исчезает граница между миром живых и миром мертвых, и тени усопших навещают землю. Они могут вселиться в живые тела, и потому от духов пытались откупиться обильными подношениями…

– Да ты осведомлен в вопросах кельтской мифологии не хуже тети Лары, – вновь перебила его Татьяна. – Но какое отношение к этим чудесам имеет наш скромный провинциальный городок?

– Самое прямое. Когда граница между мирами становится зыбкой, не только дух, но и существо из плоти может пересечь этот рубеж, войти и вернуться из царства мертвых. Прошедший сквозь врата станет властелином обоих миров и получит возможность перекраивать реальность на свой вкус. Однако такое путешествие возможно только при определенных условиях. Надо знать, где находятся врата, и иметь отворяющий их ключ. Помните принадлежавший мне старинный кулон? Если соединить камень с шестью другими осколками кристалла, он обретет былую силу и сможет открыть проход между мирами. Что же касается вашего города… – вампир помедлил, раздумывая, как сообщить то, о чем я и так уже догадывалась. – Милые девушки, вы и не представляете, возле какой бездны живете. Кто-то называет это место пересечением особых энергетических потоков, опоясывающих Землю, кто-то – перекрестком миров, а некоторые считают, что здесь слишком истончилась реальность. Иными словами, проход в неведомое находится совсем рядом, на том месте, где сейчас разбит сквер…

– Мы знаем. Однажды мы посмотрели в глаза бездне.

– Вот как?

– Точнее, проход нашла одна наша подруга, – пояснила я, – а у нас из-за этого случилось множество неприятностей.

– Тогда вы представляете, о чем идет речь. Я здесь, потому что хочу помешать тому, кто попытается обрести абсолютную власть над миром.

– А если он все же добьется своего? – в голосе Тани звучала тревога.

– Однажды такая попытка почти удалась. Врата оставались открытыми только несколько мгновений, но мироздание пошатнулось, и бездна породила нас, вампиров. Несостоявшийся властелин мира задумал подчинить своей воле мертвецов, наделил их тела подобием жизни и обрек души на вечное проклятие. «Первые ласточки нового мира» – так называли нас в незапамятные времена. Каждая попытка открыть врата оставляет неизгладимые шрамы, искажает реальность.

– У кого бы ни были все части камня, Кровавый Алекс не отдаст ему последний осколок, а следовательно, ключ не собрать.

– Кристаллом завладел Оркус. Он надеется, что даже разбитый камень позволит открыть врата.

Я хотела задать Кристиану какой-то вопрос, но внезапно почувствовала, что слабею и погружаюсь во тьму. На самом дне сознания вспыхнула светящаяся точка. Она росла, превращаясь в сверкающую, подвижную, как ртуть, каплю. Ослепительное сияние притягивало, завораживало, заставляло забыть обо всем…

– Я сумасшедшая! Сумасшедшая! – В воздухе пахло нашатырным спиртом, а холодные руки Кристиана поддерживали мою голову.

– Ты не безумна, – мягко проговорил он.

– Ошибаешься. Меня мучают кошмары, руки рисуют помимо воли, а средь бела дня преследуют видения. Разве это нормально? Мама говорит, что это переходный возраст и реакция на похищение, но я понимаю, что просто сошла с ума.

– О чем твои кошмары?

– О вампирах, не боящихся солнца, о вылезающих из могил мертвецах, о вывернутом наизнанку городе. Только что мне померещилась похожая на сгусток жидкого огня капля. По-твоему, это нормально, Кристиан?

– Вполне. Ты видишь будущее. То, что грядет за часом перемен.