Мои друзья

Потом это прошло, и я не придал этому случаю никакого значения.

Позднее слышал, что подобные заболевания наблюдались у всех щенков Сильвы. Еще позднее выяснилось, что хозяин Сильвы держал собаку исключительно в целях наживы, кормил ее плохо, всякой требухой и мякиной, извлекая барыш из продажи щенков. За это его впоследствии исключили из членов клуба.

От грубой пищи, которую давали щенкам, они уже в раннем возрасте приобретали рахит (был рахит и у Джери) и начинали страдать желудочными болезнями. Тем самым подготовлялась почва и для других заболеваний. Это была одна из главных причин, почему большинство Джеркиных братьев и сестер оказались недоразвиты, очень тщедушны и никогда не участвовали в выставках.

Джери я сумел вырастить сильным и крепким. Внимательный, заботливый уход, хорошее питание и частые прогулки побороли эти ранние недуги. Но хронический катар желудка все же остался, и вот он-то теперь и давал знать о себе. По этой причине теперь мой бедный друг лишался самого большого удовольствия – костей. А я должен был отныне внимательно следить за его пищеварением.

Снукки же провела первые месяцы жизни в питомнике, где собак кормили хорошо, да еще под наблюдением такого опытного специалиста и истинного друга животных, каким был Алексей Викторович. И Снукки обладала превосходным крепким желудком.

Вообще Снукки, на редкость крепкая здоровьем (вот что значили правильное воспитание и уход, которыми она пользовалась со дня рождения, в самый важный период – период формирования организма!). За всю жизнь Снукки ни разу не болела ничем, кроме постоянных – свойственных, как я уже сказал, всем эрделям – раздражений кожи, зуда, иногда переходивших в самую обычную чесотку. Только под старость ее поразил неизлечимый недуг, который и унес нашу любимицу.

По дороге из поликлиники мы зашли в аптеку за лекарством.

– Глюкоза, – прочитал аптекарь рецепт и удивился. – Собаке?! Что, она у вас худосочием страдает? – и с любопытством посмотрел на необыкновенного клиента.

Ежедневно Джери принимал по три ложки прозрачной бесцветной микстуры – натурального виноградного сока.

Дог послушно садился у стола, я раскрывал ему левой рукой пасть (он забавно таращил глаза), а правой вливал в нее ложку лекарства. Джери, чавкая, проглатывал его, вылизывал ложку и получал в качестве вознаграждения лакомство. Лакомство я обязательно давал ему.

Снукки непременно была тут же. Виляла коротеньким хвостиком, умильно заглядывала мне в лицо, как бы тоже выпрашивая лекарства. Приходилось и ей давать «за компанию» маленький кусочек лакомства.

Однако Леонид Иванович поторопился, заявив в отношении Снукки, что пошло на поправку. После некоторого улучшения наступила как бы остановка, выздоровление затягивалось, заболевание приобретало упорный характер. Снукки сделалась мрачной, нервной, у нее постоянно дрожали лапы. Смотреть на это было просто невыносимо. И однажды, глядя, как она раздирает себя, я, не видя другого выхода, решил замотать ее полотенцем: все-таки хоть не будет бередить ранки.

Узнав об этом, Леонид Иванович рассердился и предложил мне немедля убрать это, как он выразился, украшение.

– Но она же опять будет драть себя! – заспорил я.

– Наденьте намордник, – возразил доктор.

– Да у меня его даже в обиходе никогда не было. Собаки очень дисциплинированные.

– И все-таки намордник нужно иметь. Всегда может пригодиться, как, например, в данном случае. Наденьте, наденьте. Купите и наденьте. Вам что, жалко денег?

– Собаку жалко! – сказал я.

Конечно, он был прав: достаточно было вспомнить, как я лечил рану Джери. А у Снукки на спине теперь была та же рана.

– Вы что, не понимаете? – стыдил меня Леонид Иванович. – Такой собаковод, и… вздумали кутать! Наоборот, коже нужен свежий воздух, тогда будет лучше обмен!

Леонид Иванович прописал Снукки «горное солнце» – кварц. Стал водить Снукки на кварц, ради «проминажа» беря и Джери. У нас уж так повелось: куда один – туда и все.

Леонид Иванович любил все делать сам, вникая во всякую мелочь, находя для этого и время и желание, и его белая шапочка постоянно мелькала то в приемном покое, то в процедурных кабинетах, то в операционной. Так было и в описываемом случае. Назначив кварц, Леонид Иванович пошел туда и сам. В кабинете электролечения он, не дожидаясь, пока это сделают другие, включил штепсель.

Под рефлектором вспыхнуло голубое зигзагообразное пламя. Оно слепило глаза, хотя от него не стало светлее в комнате. Вот оно, «горное солнце», покрывающее бронзовым загаром лица альпинистов! Сестра повесила на стенку песочные часы. Десять минут лампа разогревалась. Тем временем Леонид Иванович подал мне две пары темных очков: одну, с длинными завязками, для Снукки, другую, с короткими, для меня. Снукки заупрямилась, когда я стал надевать на нее очки, но потом, повинуясь мне, покорилась необходимости. Под лампой Снукки стояла смирно, лишь слегка дергая кожей на спине.