Читаем Мои друзья и горы. полностью

  Утром вышли на рассвете и то злополучное место, где сорвало четверку наших мастеров накануне, прошли по морозцу вполне благополучно, прижавшись к неясно выраженному гребню слева. Еще метров 150—200 вверх, и чуть правее нашего пути мы заметили резкую ступеньку на снежном склоне. Присмотрелись — это был отчетливо очерченный след отрыва большой лавины, шириной метров 70—100. Когда мы подошли поближе, то заметили на склоне выше ступеньки отрыва что-то подозрительно похожее на цепочку следов, идущих вниз. Прошли повыше, и оказалось, что справа от нас действительно четко различимы следы, прерывистые и глубокие, которые оставляют в глубоком снегу бегущие вниз люди. Пунктир этих следов шел прямо к месту отрыва лавины и там обрывался. Нам оставалось сделать только одно — подняться на седловину, чтобы выяснить, когда ребята там были, и удостовериться, что они действительно спускались вниз так, как показывали эти следы.

Это не заняло много времени, и уже через час мы были на седловине, а вскоре и на Западной вершине Патриота. Там мы нашли в туре записку Романовича и из нее узнали, что из-за дикой непогоды ребята отказались от восхождения на Главную вершину и уходят вниз по пути подъема. На самой седловине просматривались следы, идущие вниз, иногда совсем заметенные снегом, а временами довольно четкие. Сверху угадывался весь пунктир их спуска вплоть до места отрыва лавины. Вот и стало все ясным. Ребята не стали ждать конца непогоды, так как контрольный срок поджимал, и на спуске, в условиях почти полной потери видимости из-за метели, они потеряли ориентацию и выскочили на самое лавиноопасное место. Здесь-то и произошло самое страшное: склон, покрытый свежевыпавшим снегом, неожиданно поехал, и лавина унесла их всех.

  Мы начали было спускаться параллельно пути схода лавины, надеясь выйти к ее выносу, но уже через 100—200 м склон круто пошел вниз. Прямо под ним виднелся огромный ледовый сброс, с которого лавина и обрушилась на ледник с высоты метров пятьсот — шестьсот, Ледниковый цирк был весь забит глыбами льда, больше ничего сверху увидеть не удалось. Вариантов поиска пропавшей тройки по пути их возможного падения не осталось.

  Ночевали снова на 5600 м. Все в подавленном состоянии. Трое восходителей — Алексей Романович, Вадим Михайлов и Игорь Тищенко, очевидно, погибли, и мы оказались не в состоянии даже найти их тела. На Сашу Балдина было страшно смотреть, он едва сдерживал рыдания. Вадим Михайлов был его лучший друг еще со школы, и в одной связке они прошли не один сложный маршрут. Плохо было и Сергею Репину — он казнил себя за то, что не дождался группу Романовича, чтобы вместе идти вниз, хотя было очевидно, что это вряд ли могло что-нибудь изменить. Да и все остальные были в шоковом состоянии.

  Утром собрались и пошли вниз, превозмогая нараставшую депрессию и полную апатию.

  В этот день и произошло то, о чем я написал в начале своего рассказа: неожиданный срыв связки Репин-Шанин, отчаянная ночная попытка до них добраться, возвращение в палатку и невозможность осознать и принять все происшедшее. Эмоций при этом вообще уже не осталось никаких. Видимо, в сознании человека есть какие-то предохранители, спасающие его психику от перегрузки. Выручало только одно — оставалась жесткая необходимость продолжать еще целый день идти вниз по гребню, понимая, что расслабляться никак нельзя, чтобы не допустить даже малейшей возможности еще одного срыва.

  Со стороны все наши действия выглядели совершенно обычными, если не считать почти полного молчания. Только стандартный вопрос-ответ: «Страховка готова?» — «Готова», — «Пошел, выдавай веревку» — и такой же стандартный набор действий при спуске по гребневому Маршруту. Еще несколько часов хода по гребню, дальше простой спуск по снежнику, и вот мы оказались внизу на леднике, где нас встретили наши друзья,

Не было, да и не могло быть никаких слов утешения, Только молчаливое сострадание и сочувствие вместе со стремлением нас как-то обогреть и хоть чем-то порадовать или, точнее, просто вовлечь в заботы обыденной жизни, Нам же было как-то странно оказаться в тепле, среди ручьев и цветущих эдельвейсов Сурковой поляны, с внутренним ощущением чужестранцев, выходцев из другого, жесткого и жестокого мира.

  Конечно, в последующие дни мы все вместе еще и еще раз пытались найти какие-то варианты поиска тел погибших друзей. Тройка Романовича была унесена лавиной через огромный ледовый сброс в ледопад замкнутого цирка, остаться в живых они не могли, а искать их тела под угрозой ледовых обвалов было безумно рискованно, тем более что и пройти в этот цирк снизу было крайне проблематично. Двойка Репина осталась где-то на стене, прямо под ледовыми сбросами, увидеть их в бинокли не удалось, а подняться снизу по стене к месту их вероятного падения и организовать какие-нибудь поиски на месте было тоже невозможно.

  Весь следующий день мы сооружали обелиск в память о погибших. Двухметровая пирамида из камней с плоской плитой посредине, на которой выбиты имена всех пяти наших друзей, до сих пор стоит на Сурковой поляне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное