предыдущей супруге-норвеженке. Жили они теперь в Петербурге, а
больше на маргаритиной даче на Карельском перешейке, она и не
нарадуется, как он здорово все плотничные да садовые работы делает.
Бедствовать никак не бедствовали, поскольку Хенрик получал в Питере
обломную норвежскую пенсию участника Второй Мировой войны.
Вы бы его видели! Я так и рот открыл при знакомстве, особо когда
уточнилось, что он ровесник моей мамы. Двухметровый
короткостриженный седой и загорелый нордический красавец в джинсе, ходит только бегом и очень не дурак насчет водки с тоником. А в
семнадцать лет пошел он добровольцем в королевскую армию и воевал
вместе с англичанами и французами в Нарвике против горных егерей
Дитля. Попал в плен, увезен в Германию. Там за высокую
кондиционность арийских статей его в лагерь определять не стали, а
поселили на вольном содержании где-то в Голштейне. Рассчитывали, 65
немецких телок не шибко клюнул, а через недолгое время украл рыбачью
лодку и ночью отвалил через Северное море в Англию. И ведь добрался!
Гитлермедхен, стало быть, остаются яловыми, а Хенрик вступает в части
Свободной Норвегии, обучается в канадском учебном лагере на
диверсанта и потом действует в Финмарке в группе известного
Торстейна Робю, взрывает мосты и наводит по рации торпедоносцы
Ройал Эйр Форс на "Тирпиц" в Альтен-фиорде. Имя Робю меня, конечно, сразу навело на тему о "Кон-Тики", где тот был, если помните, радистом.
Но на имя Тура Хейердала мой новый знакомый реагировал крайне
холодно. Что-то пробурчал нелестное о своем прославленном земляке, что даже Рита и не стала как следует переводить, что-то такое насчет
"пацифиста" с сильно неодобрительным оттенком. Ну, не мои разборки.
Может, привязанность какой-нибудь давно уж покойной канадки не
поделили в том самом учебном лагере.
В сорок втором, в девятнадцать лет он вместе со своим батальоном
высаживался с английского эсминца на Шпицбергене - выгонять немцев, занявших эвакуированный Советами шахтерский поселок Баренцбург.
Одним из самых его ярких воспоминаний было то, что после изгнания
нацистов в руки Свободных Норвежцев попали, как переходящий
трофей, брошенные русские склады. И вот были там такие специальные
русские сигареты
шоколад. Вспоминал он это дело, как исключительно удачную операцию, расхваливая высокие вкусовые качества того, полувековой давности, шоколада.
Познакомились мы на том, что он хотел быть как-то посредником между
нашим сибирским объединением и банком в Осло по кредитам. Ну, я, как
московский представитель моей сибирской конторы, с ним встретился, обменялись визитками, принял я от него письмо для отправки в
Нижневартовск, потом организовал ему встречу с нашим
тогдашнему московскому обычаю, и пригласил поужинать вместе в
"Президент-Отеле". Оказался он большим поклонником российско-
американского напитка водка-тоник. Я к тому времени его еще не
освоил, пил в классическом джиновом варианте, доставал джин. Жене
моей это все очень не нравилось, никак я ей не мог втолковать, что
ужинать с клиентом в дорогом валютном ресторане - это работа. Тяжелая
работа и меня надо бы пожалеть.
Ну, а в данном случае мне собеседник очень лично понравился, да и Рита
производила вполне симпатичное впечатление. Кстати, и напиток
оказался вполне качественным, при том, что кабы его знать, так можно
было бы самому изготовлять на дому и в прошедшие под игом
тоталитаризма годы. Все что и нужно, так это водка либо спирт, хина из
66
аптеки, лимон, щепотка сахару да вода. В общем выпили мы с Хенриком, я поудивлялся, оценив его 1923 год рождения - в точности, как у моей
мамы. Послушал я в Ритином переводе его рассказы про Шпицберген, Канаду, Нарвик. Услышал имя Торстейна Робю, известное и мне по
любимому с детства "Кон-Тики" и по истории с бомбежками "Тирпица".
Одним словом, я на своего нового знакомого смотрел открыв рот. А он
под влиянием напитка хорошо раздухарился и подбил нас с Маргаритой
на прогулку до финального кофе вокруг отеля. Не знаю, как нынче, наверное, такое сразу нарвется на патруль "бойцов невидимого фронта".