Мои друзья

Вернувшись вечером, я выстирал холодной водой в тазу носки и носовой платок.

Ночью я просыпался каждые четверть часа, всякий раз в конце сновидения. Тогда я думал о фабриканте. В моем воображении у него была дочь, на которой я женюсь; он умрет, оставив мне состояние.

Утром, когда мои глаза открылись, я понял, что мое воображение занесло меня слишком далеко. Г-н Лаказ должен быть человеком, как все другие.

Совершая туалет, я обозрел события моей жизни, которые могли его заинтересовать, чтобы рассказать ему о них.

Потом я сделал выбор. Притом, что ты несчастен, беден, одинок, всегда есть вещи, о которых лучше промолчать.

У меня два костюма: тот, который я ношу каждый день, и другой, который имеет то преимущество, что черный. Я колебался, надеть ли этот последний; я не знал, понравится ли г-ну Лаказу больше то, что у меня бедный вид, или то, что для него я принарядился.

Я решил надеть черный костюм. Я отчистил пятна, предварительно плюя на щетку. Уже давно я чищу эти пятна. К вечеру они появляются снова.

Я вымыл руки до локтей, чтобы незаметно было, что тело мое грязное. Я увлажнил волосы, чтобы навести пробор. Я надел чистую рубашку, единственный твердый воротничок, которым обладал и который надевал только два раза, и галстук, наименее помятый узлами.

Я вышел.

Голову я покрыл не сразу, чтобы волосы имели время высохнуть. Нет ничего более отвратительного, чем волосы, которые высыхают под шляпой.

С собой я имел бумажник со всеми документами. Визитная карточка г-на Лаказа находилась в пустом его кармашке, чтобы не искать в случае надобности.

Было восемь часов. Редко я выхожу так рано. Лестницу еще не подмели. На круглую ручку двери доктора была поставлена газета.

Этот доктор славный человек, как все образованные люди.

К девяти часам я уже прогуливался по кварталу Елисейских полей.

Глядя на дома, деревья, возникающие из желтого тумана, думалось о недодержанной фотографии. Чувствовалось, однако, что к полудню солнце пробьется.

Я спросил у полицейского, где улица лорда Байрона.

Вытянув руку под пелериной, он мне показал.

Я слушал, спрашивая себя, что он обо мне подумает, если сейчас я пойду в другом направлении.

Дом на улице лорда Байрона под номером 6 богат. Это заметно сразу. Вместо стекол в окнах первого этажа витражи. Железные ставни складываются, как ширма. Поверх ворот две каменные скульптуры – наверняка, музы Трагедии и Комедии. Два маленьких тротуара граничили с проездом, чтобы было куда отойти, когда выезжает автомобиль.

Консьерж, хорошо одетый, подметал уже чистый тротуар. Он обратил на меня внимание. Это меня огорчило, потому что, когда я вернусь, он меня узнает.

Я перешел улицу, чтобы увидеть весь дом целиком, но, внезапно испугавшись, что г-н Лаказ меня заметит, ускорил шаг с рассеянным видом, свойственным людям, которые знают, что за ними наблюдают.

Вскоре я оказался на авеню, пустынном и политом, как утром сад.

Никто не вытряхивал тряпок из окон. Автомобили предупредительно огибали углы. Лакеи перед выходом на улицу надевали сюртук и шляпу. Повсюду все те же сияющие ворота черного дерева. Время от времени трамвай прыгал по горбатым рельсам. Тротуары были намного шире, чем в моем квартале.

Время шло к десяти. Я вернулся, сменив тротуар, чтобы увидеть новые вещи.

Я появился перед домом номер 6 по улице лорда Байрона на несколько минут раньше. Я всегда стараюсь приходить пораньше. Благодаря этому у меня есть время подготовиться.

Пройдя три-четыре раза перед дверью, я вошел. Визитная карточка г-на Лаказа была у меня в кармане. Трогал я ее редко, чтобы не запачкать. Некрасиво, когда на чем-то белом отпечатки пальцев. Холодные капли пота, срываясь с подмышечных впадин, соскальзывали по моим бокам.

Через застекленную дверь я увидел лестницу с ковром.

Консьерж, застывши посреди двора, смотрел на окно.

Я окликнул его, он повернулся.

– Господин Лаказ? – спросил я.

И чтобы подтвердить, что знаю г-на Лаказа, вынул визитную карточку. Я был горд, поскольку очевидно, что богатые фабриканты не дают своих карточек кому попало.

Консьерж ее взял. Туго натянутая шапочка на голове. Перо ниспадало с ленты фартука.

– Это вы господин, который должен придти в десять часов?

– Да, господин.

– Подъезд для прислуги в глубине двора. Второй этаж.

Поскольку визитную карточку он мне не возвращал, я, дорожа ей, востребовал карточку обратно.

– Вот… держите.

Пересекая двор, я чувствовал, что он следует за мной глазами. Это меня смутило. Я не люблю, когда мне смотрят в спину. Это сбивает меня с шага. Я думаю о своих руках, о каблуках и перекошенном плече.

На лестнице для прислуги я отдышался.

Лампочки освещали каждый этаж, и, поскольку было светло, в каждой из них виднелись нити накала. Звонки были электрические даже на этой лестнице.