Мой единственный

Я выбираю свой специальный бодрый тон голоса, который обычно использую в кризисных ситуациях с Чарли:

— Послушай, Барни. Я прекрасно понимаю, что ты устал, но не нужно на меня кричать, иначе я пойду домой. Давай выпьем кофе и обсудим, что будем делать дальше.

Я чуть было не взяла его за руку, как сделала бы с Чарли, но вовремя остановилась. Барни смотрит на меня с презрительной усмешкой, и я прекрасно понимаю, что он собирается кричать дальше. Когда-то у нас уже был такой разговор, и я действительно ушла, правда, только до своей машины, где сидела дрожала и пыталась придумать, где же мне теперь искать работу. Но тогда Барни вышел, сел на заднее сиденье и сказал, чтобы я не думала, что больше с ним не работаю. Это у него такая манера извиняться, так что мы вернулись и закончили работу. Наконец Барни произносит:

— Не говори со мной как с трехлетним малышом. Достало все.

— Хорошо, возвращаемся к испытанным способам. Если ты еще будешь разговаривать со мной таким тоном, я тебя отшлепаю, и тебе станет стыдно. Скажешь мне, что ты собираешься делать дальше, или мне нужно сделать привал, пока ты будешь думать?

Я понимаю, что перегибаю палку, но я так устала, что мне уже все равно, да и Барни успокоился и уже смеется. Остаток дня проходит гладко, заказчику скоро все надоело, и он уходит рано. Он так глуп, что возомнил, будто бы Барни «принял к сведению» некоторые его идеи, в то время как тот полностью их игнорировал.

Мы освобождаемся довольно рано, и у меня есть реальный шанс приехать домой как раз ко времени укладывания Чарли спать, к чему я совершенно не готова, поэтому я останавливаюсь и медленно-медленно пью кофе в ближайшем «Макдоналдсе». Замечаю, что несколько женщин явно делают то же самое. Это наводит меня на мысль, что все эти женщины — работающие матери, предпочитающие переждать полчаса, только чтобы не появиться дома в разгар скандала перед укладыванием спать. Так можно задать новое направление в барах и кафе: не то чтобы «Счастливый час», а скорее «Не приезжай домой, пока их не уложили спать». Дорога пустая, пока я еду домой, мама приготовила на ужин «пастуший пирог»^[21], он в духовке и еще теплый. Блаженство. Звонит Мак, он уже вернулся, поездка была утомительной, но очень интересной; можно приехать в выходные? Да, конечно. Лейла должна появиться в воскресенье, так что Мак приедет в субботу и исчезнет незадолго до Лейлы, что вполне удобно, потому что в понедельник ему ехать обратно в Штаты. Долго разговариваем с мамой о проведении Рождества, обсуждение бурное, но нам удается договориться, что все приедут ко мне. Так и не поняла, как это случилось, потому что втайне я надеялась, что мы все двинемся к маме.

На следующее утро просыпаюсь и вижу, что Чарли приготовил мне завтрак в постель. Пять диетических печеньиц, намазанных медом, которым намазана также и вся кухня, и пакетик чая, залитый холодной водой. Да-а-а. Спускаюсь на кухню, прилипаю к полу. Стараюсь быть благодарной, но не получается. Чарли дуется:

— Ты знаешь, мама, мед очень трудно намазывать. Почти все печенье раскрошилось на кусочки, пока я понял, как надо.

В мусорном ведре и вправду полно сломанного печенья и, кажется, целая банка меда. Мягко пытаюсь сказать, что, может, в следующий раз стоит попробовать обычное сдобное печенье, но Чарли говорит, что я просто ужасная, и он никогда больше не будет готовить мне завтрак. Чувствуя вину, заставляю себя съесть печенье; вкус отвратительный. Чарли заметно повеселел и отправляется смотреть мультфильмы. Я так долго пытаюсь смыть мед со всех возможных поверхностей, что мы выкатываем в школу позже, чем нужно.

Мы приезжаем, когда уже звенит звонок, и я тут же попадаю в клещи членов родительского комитета, которые организуют аукцион. Машу Чарли рукой на прощание с застывшей улыбкой на лице, а затем в течение десяти минут пытаюсь объяснить, почему я не могу устроить что-нибудь такое, что ощутимо пополнит школьный бюджет. Разве я не работаю в киноиндустрии? Разве я не могу устроить экскурсию на киностудию, чтобы можно было посмотреть, как снимают фильм? Это очень понравится. Я говорю, что на самом деле это очень утомительно, и режиссеры не любят, когда посторонние на площадке. Представляю себе лицо Барни, когда сообщаю ему, что я выставила его на школьный аукцион. В конце концов я обещаю подумать, хотя уже сейчас знаю, что ничего не получится, но им я пока ничего не говорю.