Мой единственный

Сегодня школа Чарли идет на службу в церковь, как всегда раз в семестр. Чарли дуется: говорит, что он — язычник. Я предлагаю ему вместо этого остаться в школе и сделать домашнее задание по математике, и он говорит, что, пожалуй, все-таки пойдет. Мы идем в церковь; она крошечная, древняя, расположена в конце улицы и окружена полями, которые недавние дожди превратили в болото. Чарли встает в огромную лужу сразу, как только выбирается из машины. Я, как могу, вытираю его салфетками, но все равно он выглядит так, как будто по дороге в школу принимал участие в соревнованиях по гребле через грязь. Выходит солнце, и окрестности становятся похожими на описания природы в романах Томаса Гарди. В такие минуты я особенно остро ощущаю прелесть жизни в деревне: все такое красивое, и вечное, и умиротворенное. За исключением грязи.

Миссис Хэррисон-Блэк сегодня взяла на себя функции церковного старосты: стоит у дверей и напоминает всем, что нужно вытереть ноги. Дети рассаживаются на передних скамьях и начинают ерзать. Родители расположились на задних рядах, и мне удалось сесть с Кейт и Роджером, которому Сэлли велела не выпускать Вильяма из виду, потому что тот сегодня утром добрался до коробки из-под печенья и съел целую упаковку шоколадных драже со слабительным эффектом, пока никто не видел. Без сомнения, его хорошо видно: он лупит по голове впереди сидящего мальчика своей книгой с гимнами. Мисс Пайк не обращает внимания, она то ли заснула, то ли молится. Роджер усиленно применяет уничтожительные взгляды, но все напрасно. В конце концов ему приходится на цыпочках пройти вперед, вытащить Вильяма с места и вывести за дверь прежде, чем тот успеет вызвать у своего соседа необратимое сотрясение мозга.

Мы притихли в ожидании запрещенных шлепков из-за дверей, но, к счастью, Роджер предпочел «разумный, но твердый подход» и вскоре возвращается, держа Вильяма за руку, и тот выглядит немного успокоившимся. Он садится рядом с нами и начинает раскачивать ногами, чуть-чуть не доставая скамейки впереди. Появляется викарий и довольно бодро начинает современную, настроенную на детей, службу. Он спрашивает, что происходит, когда мы кладем зерно в землю, дети в ответ молчат, пока один маленький мальчик не поднимает руку и не говорит: «Из бобового зернышка вырастает длинный ствол». Я так понимаю, он надеется, что дальше последует продолжение «Джека и бобового зернышка». Очень спокойно викарий говорит: «Ну, похоже. Но я имел в виду, что из маленького желудя могучий дуб вырасти может», и все дети хором выдыхают: «О-о-о!»

Кажется, целую вечность викарий распространяется о том, как важно быть добрым и хорошим и как мы все должны сегодня посеять те поступки, который взойдут завтра. Я впадаю в какой-то транс, и мне видится, что я нахожу пакетик с семенами, которые превращают меня в Синди Кроуфорд, но тут дети встают и начинают петь «Все яркое и прекрасное». За органом очень старая леди, ее исполнение неспешное, и дети заканчивают почти на три минуты раньше, чем она.

Затем викарий начинает молиться и благодарит детей за хорошее поведение в Божьем храме. Они все оглядываются, как будто ожидают, что Бог вот-вот появится из-за купели. Потом они хлынули по проходу и устроили свалку у дверей в отчаянной попытке вырваться назад к солнечному свету и побегать до того, как родители успеют схватить их и запихать в машины, чтобы везти обратно в школу. Чей-то папа кричит: «Ради бога, сейчас же садись в машину!» — как раз в тот момент, когда викарий выходит из церкви. Мы с Роджером начинаем смеяться, а Кейт рассказывает, как однажды сделала то же самое за спиной нашего викария на празднике урожая и так сильно расстроилась, что покраснела до кончиков волос, а миссис Тейлор спросила, не заболела ли она. Я предлагаю отвезти Вильяма и Рози обратно в школу, чтобы Роджер смог поехать на работу, он в ответ смотрит на меня с безграничным обожанием и прямо-таки бежит к своей машине. Вильям с Чарли садятся на заднее сиденье, рассказывая всякие неприглядные вещи о нашем викарии, а Рози садится впереди, доверительно сообщая мне, что, когда она вырастет, она вообще не будет заводить детей. А уж если и заведет, то это будут точно не мальчики. Определенно. Ведь всем известно, что все мальчики глупые. К счастью, мальчики тем временем слишком заняты промыванием косточек викария, чтобы услышать это.

Остаток утра я провожу за разборкой кипы счетов, банковских уведомлений и различного рода других раздражающих кусочков бумаги, которые скопились к этому времени. Звонит Барни и говорит, что у нас два новых заказа, оба по рекламе корма для собак, съемки в студии, оба от агентства Мака.

— Замечательно, Барни, мне не помешает немного поработать. Я как раз просматривала свои банковские уведомления.

— Совершенно напрасно. Их нужно сразу выбрасывать в мусорное ведро, я так и делаю.

— Раз теперь есть работа, мне нечего беспокоиться.

— Надеюсь, нам не повредил тот факт, что ты трахаешься с художественным директором.

— Извини?