Мой единственный

Маку очевидно стало легче, и мы ведем себя неприлично на диване, а потом отправляемся по своим раздельным кроватям, наполненным спящими детьми. Я очень рада, что этот уик-энд не закончился гневным припадком, но чувствую, что уже немного устала. Не думаю, что мое предназначение — участь приемной подружки, и уж точно не мачехи. Лежу и думаю, а в чем же оно, мое предназначение, но тут просыпается Чарли, плачет, потому что ему приснился страшный сон, в котором он заблудился и не мог найти меня. Я убаюкиваю его, он засыпает, а я стараюсь не думать о его сне, потому что у него уже были такие сны даже тогда, когда никакого мужчины в моей жизни и в помине не было. Все-таки хорошо, что я была рядом, когда он проснулся.

Посещение Музея науки оказалось очень интересным, хотя мне бы понравилось больше, если бы можно было отправить детей осматривать экспонаты с какой-нибудь группой бойких подростков, так что не пришлось бы притворяться, что мне очень интересно узнать, как же работает мотор. Мы обедаем в кафе, очень дорого, а потом несемся в «Хемлейс», где Мак тратит ошеломляющую сумму денег на игрушки для детей и себя. Едем домой на такси, и после чая мы прощаемся. Чарли с Альфи расстаются новыми лучшими друзьями, Дейзи довольна, а Мак говорит, что позвонит мне потом. Мне нравится быть опять вдвоем с Чарли, всю дорогу домой он рассказывает мне, что «Хемлейс» — самый лучший в мире магазин и что Альфи может приехать к нему, а вот Дейзи нет, потому что она глупая. Звонит Мак, он говорит, что выходные прошли замечательно, потому что Альфи сказал, что я приготовила вкусные спагетти, Чарли вел себя прекрасно, и Дейзи сказала, что спагетти были нормальными. Мне как-то по-глупому смешно и приятно. Надеюсь только, что никто не подхватил вшей.

Следующим утром Эдна приезжает рано, и мне удается явиться в студию на съемки корма для собак чуть ли не на рассвете. Приходит владелец собаки с четырьмя щенками-далматинцами; они превосходны, но перевозбуждены. Приезжают и другие собачники со своими щенками; они все время задают вопросы и никак не могут успокоить своих собак, которые бегают повсюду, прыгают и лают. Один из них кусает нашего электрика, но он держится очень мужественно и говорит, что щенок его только ущипнул и вообще он дружелюбный. Это будет длинный день. Теперь у нас двадцать щенков, четыре строптивых хозяина и один жуткий дрессировщик, который уже начинает мастерить клетку для щенков, чтобы мы могли держать всех животных в одном месте в течение хотя бы двух секунд. В конце концов клетка получается огромной, трое из нашей группы целый час помогают ему сделать ее устойчивой и не напоминать своим внешним видом гильотину. Когда все готово, там оказывается достаточно места для всех собак и даже дрессировщика, который садится внутри на одеяло и начинает петь, чтобы успокоить щенков. Вся группа просто заворожена, и это действительно срабатывает: щенки послушно ложатся, с удивлением уставившись на него. Приходит Барни и спрашивает: «Твою мать, что он делает?» К счастью, дрессировщик этого не слышит. Площадка оборудована, и мы готовы снимать первый эпизод. Идея такова: женщина входит в кухню, насыпает новый сухой корм для щенков в миску для своего щенка-далматинца, и вот, смотри-ка, целое полчище щенков заполняет кухню через щель для собак. Все просто, и голос за кадром: «Щенки любят его. Вы полюбите его. Соседи тоже. В следующий раз лучше купить большую упаковку».

Барни и Джон, художник по свету, довольно бурно выясняют отношения; Джон считает, что если камера будет перемещаться быстро вслед за черно-белыми щенками, бегущими по черно-белым плиткам, то изображение смажется, Барни же уверен, что это все говно. Решают сделать вариант Барни, но также и более медленный вариант на тот случай, если Джон окажется прав. Джон идет на попятную, говорит, что, может, и не смажется. Пока все это происходит, два собачника затевают спор, чей щенок, скорее всего, выиграет предстоящее соревнование «Лучший в программе». В результате один из них решает в припадке гнева вообще уйти, потому никто до сих пор его так не оскорблял. Я вижу, как он хватает трех щенков и направляется к выходу, пытаюсь остановить его, но он непреклонен. Когда я сообщаю Барни, что теперь у нас только семнадцать щенков, он говорит: «Боже мой, почему ты его не остановила?»

Поначалу щенки ведут себя очень оживленно возле мисок с кормом, но вскоре наедаются и укладываются вздремнуть. И только один маленький борец за идею, которого мы называем Толстячок, добросовестно продолжает вбегать в щель для собак и жадно уплетать корм. Мы решаем сделать ставку на него и снимаем несколько кадров, когда он прыгает на своего хозяина, махая хвостом. Просыпаются остальные щенки, чтобы присоединиться к игре. Барни спрашивает: «Ну и где же эта Круэлла де Виль?» — и еще один хозяин обижается и грозится уйти.