Мой единственный

Опять долгое молчание, опять смотрим в пол. Мне хочется взять метлу, но я понимаю, что это классический пример смещенной активности, и вообще она сломана после того, как Чарли использовал ее в качестве меча, и щетка отлетела. У меня такое чувство, что я совершенно неожиданно и совершенно необъяснимым образом оказалась на самой верхушке огромной волны. Я спокойно готовила ужин, а в следующее мгновение должна принять решение, от которого зависит вся моя дальнейшая жизнь.

— Я тоже люблю тебя. Почему ты не можешь бросить работу и приехать жить сюда со мной, наслаждаясь деревенским бытом? Здесь жизнь спокойнее, можно расслабиться и отдохнуть.

— Это не совсем то, чего я хочу, Энни.

— Я понимаю. А я не хочу уезжать в Нью-Йорк. Я ненавижу Нью-Йорк. Я была там только один раз, но я ненавижу его.

— Ты могла бы родить ребенка.

— Подлец! Ты не хочешь еще одного ребенка! Ты сказал так потому, что думаешь, что это может повлиять на мое решение.

— Ну, может быть, немного. Но если ты хочешь, я не буду против.

— Ну замечательно просто. Мы переезжаем в Нью-Йорк. Ты устанавливаешь трансатлантические отношения со своими детьми, Чарли теряет своих друзей и родственников, а в довершение всего я жду ребенка, завести которого ты не против, если это заставит меня вести себя тихо. Отличный рецепт стабильной семейной жизни. Только семейной идиллии не получается, не так ли?

— Послушай, но ты же не можешь посвятить всю свою жизнь Чарли!

— Я знаю. Но я не могу также и не считаться с ним. Три месяца назад он чуть было не умер у меня на руках. Такие события располагают к размышлению. Ему нужны покой и безопасность, а не очередное тотальное потрясение. И дело не только в Чарли. Мне нравится жить здесь, мне нравится моя работа. Что я буду делать в Нью-Йорке? Я не хочу весь день сидеть в какой-то там распрекрасной квартире. Что я буду делать — осваивать искусство приготовления безупречного мартини или посвящу себя составлению букетов, что-то типа того? Я превращусь в одну из тех слабоумных женщин, которые только и умеют, что говорить о зимних лиственных орнаментах. И потом, тебе, может быть, не понравится работа. Они могут уволить тебя через полтора месяца.

— Вряд ли, дорогая. Я владею половиной фирмы. У меня рук не хватит денег считать. Тебе не хочется помочь мне их тратить?

— Нет. Я ненавижу магазины. Мне придется брать в помощники Лейлу. Послушай, давай прекратим этот разговор. Ты едешь в Нью-Йорк, и мы можем встречаться, когда захотим. Самолет быстро долетит. Посмотрим, как получится, и сможем вернуться к вопросу о переезде и всем остальном через пару месяцев.

— Пойми, Энни, я не хочу так. Эта работа большая и трудная. Я не могу все время мотаться взад-вперед. Я много думал об этом. Я понимаю, тебе нужно время подумать, но мне нужно все или ничего. Или поедем со мной, или мы расстаемся. Я слишком сильно скучаю по тебе, когда тебя нет рядом. Все эти поездки меня убивают. Я хочу, чтобы ты все время была со мной. Я понимаю, ты всегда будешь любить Чарли больше всех, честно сказать, я люблю тебя за это еще сильнее. Но я хочу отставать от первого с наименьшим отрывом. Эта роль меня устроит. Но я не могу и не хочу исполнять ее из-за океана.

— Мак, я не могу. Не сейчас.

Слезы катятся у меня по щекам, Мак сам готов расплакаться. Стоим и молчим.

— Я думаю, мне нужно идти.

— Да, Мак.

Вот тут я начинаю рыдать, он обнимает меня, и мы стоим так посередине кухни, кажется, целую вечность. Медленно он опускает руки.

— Я позвоню тебе. Решай. Я не уеду раньше чем через пару недель. Мы сможем поговорить.

Он выходит из дома, садится в машину. Я стою и смотрю ему вслед, он уезжает очень, очень медленно.

Вся в истерике, звоню Лейле. Она приглашена на ужин, но все отменяет и говорит, что приезжает немедленно. Господи, спасибо Тебе за Лейлу! Как раз теперь, когда я уже думала, что ничто не сможет выбить меня из душевного равновесия, я чувствую себя совершенно разбитой. Одновременно и гнев, и слезы душат меня, пока я сижу на кухне в ожидании ее приезда. Бросив лишь беглый взгляд на меня, она бросается ко мне и крепко обнимает, и мы вместе плачем.

— Я не понимаю. Прямо как какое-то шведское кино, в котором все хорошо, а потом вдруг буря, кто-то кончает жизнь самоубийством, и котел взрывается. Почему ты не хочешь ехать в Нью-Йорк? Мак прекрасно тебе подходит. Что ты будешь делать, когда Чарли вырастет, — пойдешь в монастырь?

— Дело не только в Чарли. Понимаешь, мне нравится моя жизнь, я ведь не шутки ради сюда приехала. Мне нравится жить в деревне.

— Перестань. Как насчет пестицидов, бедности, межродственного скрещивания? Что Чарли будет делать, когда вырастет, — пить сидр и работать на тракторе? Он умотает в Лондон при первой же возможности. Это тебе не «Домик в прерии», понимаешь? Если «папа» едет в Нью-Йорк, ты должна ехать с ним.