Мой единственный

— Потом, когда все кончится хорошо… Ведь правда, все кончится хорошо? — Она испуганно взглянула на Фернана и, когда он кивнул, успокоенно продолжила: — Тогда я буду, наверное, вспоминать сегодняшний день как один из самых необыкновенных в моей жизни.

Девушка посмотрела на огонь. Солнце опускалось к горизонту. В надвигающихся сумерках он дарил тепло и свет.

— Сколько я проспала? — спросила она.

— Часа три. Сейчас уже около шести. — Фернан протянул ей круассан.

— И никто не проехал мимо?

— Пока нет. — Он помог Мари сесть поудобнее, подложив под спину свернутую ветровку. — Но я постарался привлечь внимание к произошедшей с нами аварии.

— Каким же образом?

— Поставил аварийный знак «стоп» прямо на следах от шин нашего автомобиля, ведущих к изуродованному ограждению. Его можно заметить даже из машины, идущей на большой скорости. А чуть поодаль я разжег еще один костер, бросив в него свежих веток для дыма. — Фернан долил в ее пластиковый стаканчик воды и посетовал: — Жаль, разбилась бутылка с вином. Она бы нам сейчас очень пригодилась!

— Пустяки! — воскликнула Мари. — У нас еще будет более подходящий повод выпить. Например, за избавление от опасности!

— Я рад, что ты настроена так оптимистично, — улыбнулся Фернан и добавил, указав на затухающий костер наверху: — А сейчас я должен тебя покинуть. Долг призывает меня!

Дым, на который он так рассчитывал, еле стелился по земле. И несмотря ни на какие усилия Фернана, не желал подниматься к небу, дабы послужить сигналом о помощи.

— Черт побери! — воскликнул он через час. — Если ветер не прекратится, от этого костра не будет никакого толку.

— Может быть, бросить в огонь что-нибудь, что не столько горит, сколько дымит? — предложила Мари. — Например, шину?

— Мысль неплохая. Но шину мы оставим на потом. Уж очень не хочется вдыхать запах горящей резины, — ответил Фернан.

Он спустился к девушке, собрал все, на его взгляд подходящее для «производства дыма» — пластиковую посуду, корзинку, коврики из автомобиля, — и побросал в огонь. Сначала у него ничего не получалось. Дым продолжал стелиться по земле. Но затем, на их счастье, ветер стих и в потемневшее небо взвились искры и клубы дыма.

— Наконец-то! — обрадованно воскликнул Фернан и, спустившись, сел рядом с девушкой. — А то я уж было подумал, что ничего у меня не выйдет.

— А я, наоборот, верила в тебя. — Мари даже нашла в себе силы улыбнуться. — Сам же говорил, что для тебя нет ничего невозможного. — Но, увидев, насколько усталым и изможденным он выглядит, тут же забеспокоилась: — Как твое плечо? Может, выпьешь обезболивающее?

— Я уже так и сделал.

— Тогда приляг и отдохни.

— Хорошо. Только прежде мне надо сделать еще пару вещей… и тогда я полностью буду в твоем распоряжении. — Фернан послал ей двусмысленный взгляд и поднялся.

Он наломал еще веток и положил их рядом с ложем Мари, после чего достал остатки еды и поделил по-братски. Когда с ужином было покончено, совсем стемнело. Тогда Фернан лег рядом и обнял девушку, согревая теплом своего тела.

— Иначе мы замерзнем ночью, — объяснил он. — Как ты себя чувствуешь?

— Меня знобит. А еще перед глазами все время стоит картина, как мы падаем вниз… — Голос Мари прервался.

Фернан крепче прижал ее к себе, стараясь не задеть сломанную ногу.

— Тебе удобно? — спросил он, когда дыхание Мари стало более ровным, а стук сердца — спокойным.

— Да, мне стало лучше.

— Тогда расскажи о «Солнечной долине». Как долго у вас работает Баби? Что за характер у твоего младшего брата и сестры?

Мари заговорила, сначала медленно, потом все больше воодушевляясь. Воспоминания о доме согрели и успокоили ее не хуже, чем теплые руки Фернана.

В свою очередь ее муж стал рассказывать истории из своего детства, о днях, проведенных в закрытом учебном заведении в Париже. Затем поведал, как без помощи родителей начал собственный бизнес по импорту вина. Оказалось, что семья д'Убервиль хоть и имела громкое имя, но потеряла почти все деньги, когда Фернану не исполнилось и двадцати.

— И это пошло мне на пользу, — сказал он. — Я научился много работать, ценить деньги, а еще — проще относиться к людям. По сравнению с Люсией, которую банкротство никак не коснулось, я вырос более общительным и менее заносчивым.

— Но что-то же ты вынес из заведения, где учатся дети сильных мира сего? — полюбопытствовала Мари.

— Гмм… — Фернан задумался. — Если не считать умения ездить верхом, то это профессионально поставленный голос.

— Что? — удивленно переспросила Мари.

— Я очень люблю классическую музыку, особенно оперу. Еще в детстве у меня обнаружили хороший голос и параллельно отдали учиться в музыкальную школу. Так что если бы я не стал бизнесменом, то сделал бы карьеру оперного певца.

— Может, споешь мне что-нибудь? — попросила Мари. — Так я быстрей усну.

— Хорошо, — согласился Фернан и тихим, но очень приятным баритоном запел арию из «Севильского цирюльника».

Мари поудобнее устроилась в его объятиях. Нога все еще болела, голова кружилась от слабости и пережитого потрясения. Но звуки родного голоса, поющего для нее, успокаивали, вселяли уверенность, что все будет хорошо.