Мой эльф из легенд. Спасти любовью

Снятое белье Эль-Охтарон с педантичностью военного аккуратно сложил на полке в шкафу и, сверкнув голыми ягодицами — идеальными! — вернулся на кровать. Там он прислонил подушку к изголовью, чтобы было мягче спине, сел и развел согнутые в коленях ноги, словно демонстрируя мне себя. Какой откровенный вид! Длинный член, прижатый к животу, крупная налитая мошонка — все было бесстыдно выставлено напоказ.

— Куратор? — прохрипел Агент, когда молчание затянулось.

Я разглядывала его — вернее, конкретную его часть, — дрожала, потела и не находила в себе сил сдвинуться с места. Словно трепетная девственница, ей-богу!

— Когда ты просто стоишь и смотришь, это довольно неловко, — заметил мой подопечный, и упрек в его голосе заставил меня выйти из ступора.

— Прости. — Я шагнула вперед, к кровати, к сидящему на ней обнаженному искушению.

Сейчас. Я. Возьму. Его. Член. В. Руку.

Широкая грудь Агента вздымалась тяжело и часто, но, когда мое колено опустилось на матрас, она стала неподвижной, словно эльф задержал дыхание. Плоть у него между ног дернулась, мазнув влагой по животу: в интимном мерцании световой панели я отчетливо увидела на коже маленькое мокрое пятнышко смазки.

— Дыши, — прошептала я Агенту, а может, самой себе, и рельефная мужская грудь снова пришла в движение.

Свой нелегкий путь я начала у изножья кровати: сперва поставила на край матраса одно колено, затем — другое и медленно, на четвереньках, поползла дальше. При каждом моем движении постельные пружины скрипели, и этот скрип заставлял эльфа тяжело сглатывать слюну. Я видела, как судорожно ходит кадык под белой кожей. Как подрагивают пальцы рук. Как трепещут опущенные ресницы. Темные, почти черные, в отличие от волос в паху. Там эльф был трогательно светлый.

Сев рядом с Агентом так, что наши плечи соприкоснулись, я снова, в который раз, посмотрела на его воспрявшее мужское достоинство и вдруг почувствовала неодолимое желание сделать то, что собиралась сделать. В груди гудело предвкушение. Оно гудело сильнее двигателей ракет, и сама я ощущала себя ракетой перед запуском в космос. В воздухе разливалось ожидание чего-то значимого, того, что вот-вот должно произойти. Это была не просто близость, не просто секс и уж тем более не вынужденная обязанность. Не благотворительность и не помощь. Сейчас, в эту самую секунду, не было на свете ничего желаннее тела мужчины, сидящего рядом.

Я могла врать самой себе сколько угодно, могла притворяться равнодушной, незаинтересованной, могла выстраивать между мной и эльфом барьеры до небес в попытке защитить свое сердце от будущей боли. Все отчаянные старания разбивались вдребезги при виде серебристых глаз, розоватых скул, светлых волос, прятавших красивое мужественное лицо.

— Я начну?

Мои пальцы невесомо коснулись внутренней стороны эльфийского бедра, скользнули выше, но тут Агент дернулся, уходя от ласки. Я посмотрела на него с недоумением. Он ответил робким, но упрямым взглядом.

— Я хочу поцелуй, — заявил он, посылая по моему телу волну щекотно-сладких мурашек. Его веки опустились: он жадно, нетерпеливо уставился на мои губы. — Я хочу получить поцелуй. Ты поцелуешь меня, куратор?

Мое сердце ломало ребра, просто разрывало грудную клетку. Я задыхалась, переполненная эмоциями. Мне хотелось плакать, хотелось смеяться и кричать. От горечи, от щемящей нежности, от радости и ощущения собственного бессилия. А еще мне показалось, что именно в этот момент надо мной, над эльфом, над нашей постелью нависла тень надвигающейся катастрофы.

Подняв голову, Эль-Охтарон посмотрел мне прямо в глаза. В его черных зрачках отразилось мое лицо, и я ничего не ответила, не произнесла ни слова — просто, приглашая, приоткрыла губы.

Он поцеловал меня первым. Набросился с жадностью, которой сложно было ожидать от эльфа, считающего себя киборгом. Куда исчезли его робость, смущение, нерешительность? Их сменили жажда и напор. Ладонь Агента твердо опустилась на мой затылок, притянув меня к эльфийскому лицу. И в ту же секунду губы Охтарона смяли мои с торопливой грубостью, с хищной алчностью.

Он целовался впервые на своей дырявой памяти, но как в последний раз. С исступленным желанием успеть взять всё, пока не отобрали. Он пил мою душу, выворачивал ее наизнанку, ломал привычный мир, и по моим щекам из-под опущенных век безостановочно текли слезы. Мы оба чувствовали на губах их соленый вкус. Я оплакивала свое спокойствие, свои рухнувшие барьеры, свои потерпевшие крах попытки сбежать от любви. Я плакала, потому что понимала: назад пути нет, а впереди — пропасть, сорвавшись в которую мы разобьемся насмерть.

Что я наделала?

Когда во время поцелуя я открыла глаза, то увидела, что Агент на меня смотрит. Не знаю почему, но я была уверена: он не опускал веки ни на секунду. После всех этих женщин, пытавшихся насильно затащить его в постель, он хотел, целуясь, видеть мое лицо. Боялся провалиться в прошлое и забыть, с кем он?