Мой галантный враг

Она отвернулась, не в силах вынести его упорный взгляд, и внезапный озноб пробежал по всему ее телу. Она почувствовала, что в продолжение всего этого вечера ей еще не было так холодно, как сейчас даже зубы у нее застучали. Но когда он ослабил свою хватку, она вдруг почувствовала, какими удивительно горячими были его руки. Она ощущала тепло там, где он касался ее кожи, тогда как все остальное тело обволакивал ужасный холод.

Лиллиана вырвалась от него — и он не стал ее удерживать. Он знал, что победил. Опять.

Она попробовала снять свое изодранное платье, но, не выдержав упорного взгляда Корбетта, повернулась к нему спиной. Шнурки по бокам намокли так, что ей не удавалось развязать узелки. Шнуровка никак не хотела распускаться, и это даже принесло Лиллиане какое-то злобное удовлетворение. Она взглянула на него, и, как видно, он успел уловить в ее глазах какую-то тень торжества. Впрочем, от удовлетворения не осталось и следа, когда он вытащил из ножен, висевших у него на оружейном поясе, длинный обоюдоострый кинжал. Понадобилась вся сила ее воли, чтобы не кинуться прочь от него, когда он приблизился к ней.

Она стояла прямая, как статуя, предоставив ему заняться шнурками у нее на боку. Он опустился на одно колено, его склоненная голова находилась ниже груди Лиллианы. Когда он подсунул палец под шнуровку и слегка оттянул ее, чтобы должным образом направить лезвие, Лиллиана задержала дыхание. Опять это поразительное тепло.

Потом он повернул ее к себе другим боком.

— Ты всегда сможешь заменить шнурки, — сказал он спокойно.

— Платье все равно испорчено, — возразила Лиллиана, с трудом шевеля посиневшими губами.

Еще одно ловкое движение его руки — и последний узелок был срезан. Тогда он поднял голову и взглянул ей в лицо.

В тесной хижине, освещаемой лишь пляшущим пламенем очага, он выглядел совсем не так, как раньше. Может быть все дело было в отсутствии его темной туники. В белом подкольчужнике он казался не менее огромным, но почему-то менее устрашающим. А может быть, это было из-за золотых бликов света на его волосах, черных, как вороново крыло. А может быть, все объяснялось одним: просто он, стоя на колене, смотрел на нее снизу вверх, а не сверху вниз как обычно.

Впрочем, какова бы ни была причина, Лиллиана почувствовала в нем перемену. Но и это тоже испугало ее. Она не хотела, чтобы ее чувства к этому человеку хоть ненамного смягчились. Он был ее врагом, и оттого, что он имел права на ее руку, не переставал быть врагом.

Она попробовала отступить назад, но у него были другие планы. Мягким движением он захватил одной рукой почти всю ширину ее юбки. Юбка натянулась вокруг ног Лиллианы так туго, что было невозможно сделать ни единого шага. А между тем его свободная рука отыскала у нее на талии небольшой просвет, — там, где разошлась шнуровка. У Лиллианы прервалось дыхание.

Она взглянула на него, и в глаза ей бросились почему-то его рассеченная бровь, сверкающая чернота волос и аура сдержанной силы, которая была ему так свойственна.

Он рывком подтянул Лиллиану к себе, не спуская с нее внимательного взгляда. Потом его пальцы скользнули в отверстие на боку платья, и Лиллиана вздрогнула от этого легкого, но властного прикосновения.

Его рука была так горяча; она прожигала Лиллиану своей дерзкой лаской и отнимала у нее даже способность шевелиться. И все же она сознавала, что это безумие — вот так стоять и даже не пытаться вырваться. Она потянулась рукой к его запястью, решив отстранить его от себя. Но как только ее тонкие пальцы обхватили его запястье, она поняла, что ничего у нее не получится. Он уберет руки с ее талии только тогда, когда сам того пожелает. Не раньше.

Сердце Лиллианы мучительно билось в груди; как завороженная, она глядела прямо ему в глаза.

Разжав руку, удерживавшую юбку, Корбетт поднялся на ноги. Но он явно не собирался отпускать Лиллиану. Он положил и вторую руку на ее талию и привлек девушку ближе к себе.

— Нет! — задохнулась Лиллиана, крепко упираясь руками ему в грудь.

Тщетно. Он смотрел на нее сверху вниз этими темными проницательными глазами, и она все более отчетливо ощущала тяжелые удары его сердца у себя под ладонями. От него просто какой-то жар исходит, подумала она невольно, и ее снова пробрал озноб.

Тогда он слегка нахмурился, и именно он наконец сделал шаг назад.

— Платье нужно снять сейчас же, — сказал он, решительно выдернув разрезанные шнурки из боков платья, и не успела она опомниться, как он уже поднимал край ее юбки.

— Подождите! — в тревоге вскричала Лиллиана, пытаясь оттолкнуть его руки. — Я сама.

Она вырвала мокрую ткань у него из руки и отступила в самый темный угол комнаты. Там, все время с ужасом ощущая на себе его внимательный взгляд, она высвободилась из наряда, который не согревал и от которого исходил только знобящий холод.