Мой галантный враг

Оспаривать такой довод было бы трудно. Когда Корбетт проводил ее в отведенную им комнату, она все еще была в тревоге. Да, она хотела бы поверить ему, но все еще опасалась, что он взял ее в Лондон из-за недоверия к Уильяму. Несомненно, он наделся, что к их возвращению Уильям уже покинет Оррик. Конечно, так было бы лучше для всех. Но независимо оттого, где предпочтет зимовать Уильям, Лиллиана твердо решила: она никому не позволит разрушить привязанность, которая только начала устанавливаться между ней и ее загадочным супругом. Корбетт и так уже порой держался по отношению к ней отчужденно. Нельзя допускать, чтобы из-за Уильяма дела пошли еще хуже.

Их комната в королевском дворце была поистине впечатляющей. После того как слуги внесли их сундуки, она обошла комнату, восхищаясь в равной мере ее убранством и удобством для обитателей. На стене над широкой топкой камина резьбой по камню была изображена сцена охоты: старый король Альфред и его собака загнали огромного оленя. Шелковые цветные гобелены теплых тонов воскрешали важные моменты истории: Вильгельм Завоеватель принимает присягу на верность от Гарольда; король Иоанн Безземельный подписывает Великую Хартию; Ричард Львиное Сердце обращает в бегство неверных близ Акры.

Хотя Лиллиана и была всего лишь дочерью не слишком знатного барона из северных областей королевства, она всегда внимательно прислушивалась к захватывающим историям, которые по вечерам рассказывались в Оррике. Высокие подвиги чести и отваги, кровавые победы на полях сражений, а порой даже легенды о вечной любви и верности… Но все, что она видела в Оррике и даже в Бергрэмском аббатстве, не шло ни в какое сравнение с этой великолепной резьбой и с этими необыкновенными гобеленами, где так живо воплощались истории, всегда пленявшие ее воображение. Даже спинка высокой деревянной кровати была украшена картиной веселого застолья. Здесь Лиллиана смогла разглядеть не только всех пирующих — от почетных гостей до самых юных пажей, — но и голодных собак под столами и мельчайшие детали праздничной обстановки.

— Это было после коронации Генриха.

Лиллиана провела рукой по гладкой поверхности дерева; ее пальцы замерли рядом с портретом монарха. Потом она с любопытством взглянула на Корбетта.

— Вот никогда бы не подумала, что здесь тебя ждет такой прием. Тебя встречают как какого-нибудь принца. — Услышав что Корбетт весело хмыкнул, она продолжала уже более смело, — Все слуги тебя знают. Эта комната — не просто временное жилище для случайных гостей. А со мной будут обращаться как со знатной леди, потому что ты мой муж?

От небрежного тона Корбетта не осталось и следа.

— Перед тобой будут заискивать и ходить на задних лапках. Но не слишком доверяйся им, Лилли.

— Знаю, знаю. — Она состроила гримасу. — Ни с кем не говори. Никуда не ходи. — Она вздохнула и, не скрывая раздражения, присела на краешек высокой кровати.

На какой-то момент ей показалось, что он, может быть, смягчится: у него на лице мелькнуло выражение, в котором смешались удивление и нежность. Но, словно ценой немалых усилий, он овладел собой и вновь обрел обычную суровость.

— Все, что я сказал, выполняй неукоснительно, — отрезал он. — Но теперь ты можешь отдохнуть. Тебе принесут ванну и все, что при этом полагается; я приказал, чтобы сюда прислали девушку тебе в услужение.

— Ты уходишь?!! — Лиллиана собралась уже вскочить с высокой удобной кровати, но Корбетт слегка нахмурился — и она осталась на месте.

— Я ничего не хотел бы так, как остаться здесь с тобой. Соединиться с тобой на этом ложе. Спрятаться в облаке твоих душистых волос. — Он хрипло выговорил это, а потом резко вдохнул воздух. — Но я приехал в Лондон с определенной целью. И ради этой цели я должен уйти.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он достал тонкую пачку бумаг из своей дорожной сумы, засунул ее себе под тунику и ушел.