Мой гарем

Нагурский взял ее под руку и осторожно повел вперед, а поодаль выступал ее муж — лесничий, с длинными седыми баками и в круглых черных очках. Тот нес легкую шелковую накидку, белый кружевной зонтик и привезенную поручиком коробку конфет, и у него было радостное, озабоченное и церемонное лицо.

Высоко и грозно подняв голову, поручик шел по пристани, оберегал молодую женщину от толчков, и перед ним покорно расступалась толпа.

Женщина

I

В июле месяце Нежданов приехал из Харькова по делам в Петербург. Остановился он в пустой городской квартире своей замужней сестры, бывшей в то время за границей. Днем ходил по банкам и по присутственным местам, вечерами ездил куда-нибудь за город развлечься. В столице, которую он знал как свои пять пальцев и где он года три тому назад окончил университет, как всегда после продолжительной отлучки, все его приятно возбуждало и волновало. Волновали звонки трамваев, спущенные парусиновые маркизы, политые улицы, деревянные новенькие шашки ремонтируемых мостовых и даже запах смолы и асфальта, несущийся со всех сторон. И в своем новом летнем костюме, с каким-нибудь красненьким или желтеньким цветочком в петлице, в белой панаме, умышленно измятой и отодвинутой на затылок, он с наслаждением целыми днями ходил по улицам своей чуть-чуть покачивающейся походкой, делал дела, завтракал и обедал в ресторанах, а под вечер сидел где-нибудь в сквере, развалившись на скамейке, с газетой в руках.

Однажды, вернувшись домой часов в шесть и похаживая по квартире в одной рубашке с отстегнутым воротничком и голой шеей, Нежданов сел перед туалетным столиком в спальне сестры и начал размышлять, куда бы ему сегодня поехать. Он был красивый блондин с черными глазами, маленьким ртом и нежно очерченным подбородком. Усы и бороду он брил, и это придавало ему женоподобный вид. Рассматривая себя в зеркало и слегка дурачась, Нежданов взял один из оставленных сестрой на столике карандашей и подчернил себе брови, потом напудрил лицо. Вышло красиво, но губы показались ему недостаточно яркими, и он подкрасил их другим карандашом. Затем вырезал маленькую черную мушку и наклеил ее на щеку. Притворно кокетничая, улыбаясь, блестя своими превосходными мелкими зубами, Нежданов вдруг страшно понравился самому себе, и ему захотелось новых, более рискованных дурачеств. Не устроить ли себе декольте, не обнажить ли свои белые, круглые женственные плечи? Он встал и начал рыться в зеркальном шкафу сестры, где висели платья и пеньюары, а внизу, среди коробочек, лент, скомканных вуалей, виднелись кончики разноцветных туфель. Продолжая кокетничать, Нежданов сбросил рубашку и быстро накинул на плечи легкий розовый пеньюар. Из большого зеркала на него смотрела высокая, коротко остриженная бледная дама в пеньюаре и брюках, с соблазнительными красными губами и ужасно пикантной мушкой.

— Милая, ты мне очень нравишься! — сказал Нежданов вслух.

Он сел на диванчик против зеркального шкафа, положил ногу на ногу и закурил папиросу. Стало еще пикантнее и смешнее. Опустился край пеньюара около плеча, блеснуло нежное, выхоленное тело.

«Черт возьми! — подумал Нежданов. — Да ведь я совершенная баба, даже обидно».

И вдруг дикая, мальчишеская, но в то же время странно заманчивая мысль пришла ему в голову. Он быстро перерыл все оставленные сестрою платья в нескольких незапертых шкафах, разыскал низенький мягкий корсет, ажурные чулки, тончайшее шелковое белье, светлые туфли на высоких каблуках, большую черную соломенную шляпу с белыми цветами. В непонятном волнении, стараясь не позабыть ни одной мелочи из женского туалета, который он знал едва ли не лучше своего собственного мужского, Нежданов разложил по креслам целую кучу легких, приятно шелестящих, очаровательных вещей. Потом, поспешно накинув пальто, сбегал к ближайшему парикмахеру, побрился и взял напрокат красивый золотистый парик с пышными локонами сзади. «Отчего не решиться, — волнуясь думал Нежданов, — ведь ошибался же в маскарадах мой собственный умудренный опытом взор, принимая за женщин переодетых на скорую руку мужчин. Если же это сделать со всею тщательностью, во всех деталях, то никому ни за что не догадаться».

Опустив шторы, раздевшись донага, улыбаясь и нежась, любовно оглядывая свое тело, он постепенно облачился в прелестное тонкое, почти не ощущаемое белье, натянул чулки и застегнул мягкий, великолепно сшитый корсет. От спущенных штор, просыпанной пудры, пролитых духов и охватившего его волнения в спальне сестры вдруг сделалось сладостно-душно. Платье он выбрал светлое сиреневое из французского батиста с едва намеченными белыми цветами и когда надел его на себя, то удивился, что оно как раз пришлось впору: сестра всегда представлялась ему выше и полнее, чем он сам. Нежданов ходил по комнате, высоко придерживая над коленями юбку, выделывая всевозможные па, и непривычный костюм не только не казался ему неудобным, но, наоборот, после грубоватой и тяжеловатой мужской одежды, на теле точно не ощущалось ничего.