Мой генерал

– Добрый вечер, – ласково поздоровался гость, – с вашего разрешения я принес вам пластырь. Бактерицидный. Вот он.

И помахал у Марины перед носом белой бумажкой.

– Позвольте мне войти?

– Боже мой, – пробормотала Марина, – боже мой…

– Я оставлю пластырь и немедленно уйду, раз уж вызываю у вас такую бурю отрицательных эмоций, – заверил ее Федор, не переступая, однако, порога. Очевидно, без разрешения он не мог себе позволить «вторгаться» – это было очень в его духе.

Тут Марина вдруг подумала, что «Русская любовь», судя по программе, будет идти еще долго – с продолжением оказался шедеврик! – а больше заняться совершенно нечем, не на танцы же отправляться в самом-то деле! Кроме того, появление Федора Тучкова давало ей прекрасную возможность проверить свои логические выводы и умозаключения – например, про жену, и про Веронику, и про «освобождение из семейного плена».

А про ту самую деталь она ничего ему не скажет. Ей нужно прежде все обдумать самой.

– Проходите, – решительно пригласила она, словно боясь передумать, – хотите кофе?

– Хочу.

Интересно, «таскается» он за ней или все-таки нет? Как бы это проверить?

– Садитесь.

– Куда прикажете? На диван или… в кресло?

– Боже мой, куда угодно! Можете на пол сесть, я ничего не имею против! Или выйти на балкон, там тоже есть на что сесть!

– Тогда я, с вашего позволения, в кресло.

– Валяйте в кресло, – себе под нос пробормотала Марина, доливая в чайник воды из круглой канистры. Эту канистру Марина в первый же день притащила из деревенского магазина, где та стояла невостребованная, наверное, много лет. Марина тащила ее, останавливалась, отдувалась, вытирала платочком пот, обмахивалась идиотской шляпой, которая все норовила слететь с головы, а потом ее догнал мальчишка на велосипеде, пристроил канистру на облупившийся багажник и в два счета довез до санаторных ворот.

«Что вы, тетенька, не надо! – с умеренной досадой отказался он, когда Марина стала совать ему деньги. – Денежки за работу дают, а разве ж это работа!»

Федор Тучков устроился в кресле и любовно, как показалось Марине, положил одну расписную и цветастую ногу на другую.

– Как ваше колено?

– Все в порядке, спасибо. – Я считаю, что вы должны его заклеить пластырем.

– Обязательно так и сделаю.

– Может быть, завтра имеет смысл показать колено врачу?

– Я подумаю над вашим предложением.

Тут они посмотрели друг на друга и замолчали.

– Вам не кажется, – спросил вдруг Федор Тучков, – что мы с вами как-то странно разговариваем?

– Кажется, – согласилась Марина, – но у нас так само получается.

– Может, попробуем поговорить по-другому?

Она пожала плечами и села на краешек дивана, очень прямо держа спину – бабушка всегда говорила, что женщина не должна горбиться, если она не прачка, впрочем, прачка тоже горбиться не должна!

– Давайте попробуем поговорить по-другому.

Федор опять на нее посмотрел.

Вместо просторных полотняных брюк узкие голубые джинсы и узкая же черная майка без надписей и морд на животе и спине. Волосы рыжие – спереди почти до глаз, сзади спускаются до шеи, – подвернутые концами внутрь. Движения стремительные, глаза злые.

Не женщина, а мечта. Не зря он тогда ее приметил, на лавочке, в дикой шляпе и платье а-ля «рюсс пейзан». Она ему пригодится.

– Вам с сахаром? Молока нет.

– С сахаром, спасибо.

«Предлагать или не предлагать бутерброды с сухой колбасой? – пронеслось у Марины в голове. – Никаких следов колбасы вроде бы нет, значит, он и не догадывается о ней, значит, можно и не предлагать. Или не предлагать… неприлично? А предложить жалко!»

Да, конфеты же есть! Конфеты Марина любила значительно меньше, чем бутерброды с колбасой.

– Хотите конфет? – вскричала она так весело, что гость посмотрел на нее с некоторым подозрением, как будто конфеты могли быть отравлены. – У меня есть шоколадные, карамельки и еще леденцы «Взлетные»!

– Леденцы «Взлетные», – принял решение Федор Тучков.

Он кинул леденец за щеку – щека оттопырилась, – захлебнул кофе и откинулся на спинку кресла, вытянув ноги.

Надо же, какой противный, вновь раздражаясь, подумала Марина. Убила бы.

А вот небось перманентным кудряшкам или костлявой лошадиной морде очень нравится. Если, конечно, супруги не практикуют маленький семейный домашний ад, от которого супруг теперь «отдыхает» в Маринином обществе.

Отвратительное слово – супруг.

– И все-таки, что вам от меня надо?! – спросила она таким тоном, словно неожиданно села на морского ежа, невесть как очутившегося в кресле. – Зачем вы пришли?

– Я принес вам пластырь.

– Не нужен мне пластырь!

– Я считаю, что колено все-таки лучше заклеить. Знаете, это такое коварное место, особенно подверженное травмам.

Тут он понял, что переборщил, и осторожно хихикнул, но она ничего не заметила – продолжала самозабвенно и от души на него злиться.

Ну, пусть позлится. В принципе он ничего не имеет против. Когда она злится, глаза у нее делаются совсем зелеными, он уже это заметил.

– А кем вы работаете? – благодушно спросил он и с шумом отхлебнул еще кофе. Шумно хлебал он не без умысла.

– Никем. Преподавателем в институте.

– Преподавателем… чего?