Мой генерал

Караул! Помогите! Она стоит в чьей-то чужой ванной, в одном лифчике, а рядом с ней чужой мужчина, которого она навсегда исключила из жизни! Он стоит у нее за спиной, смотрит на нее в зеркале, и у него странное сосредоточенное выражение лица, и это двойное присутствие – за плечом и перед глазами – как будто полностью лишает ее свободы.

Вы окружены. Сопротивление бесполезно.

Марина заметалась. Он учтиво посторонился. Она свалила в ванну одно полотенце, второе упало ей на голову, она стянула его и моментально в него завернулась.

Только чтоб он не видел. Только чтоб его взгляд не был таким сосредоточенно-мужским.

– А где моя… майка?

– Нигде. Ее больше нет. Я дам тебе другую.

– Федор Федорович, мне надо идти. Все мои вещи у меня в номере. Я могу сама достать, а вы не ходите.

– Я не собираюсь никуда идти, – громко сказал он уже из-за двери. – Я дам тебе свою майку. Поносить.

– Спасибо, но это невозможно.

Боже, что скажет мама! И бабушка не переживет! Господи, как узнать, большая у нее там рана или не очень? Заживет она до Москвы или так и останется? Если останется, мама непременно все выпытает – Марина никогда и ничего не умела от нее скрывать! – и еще драгоценная шляпа из итальянской соломки, когда высохла, стала похожа на перестоявшую сыроежку.

– Руки вверх!

Марина ахнула и задрала руки – вот как ее запугал бандит Павлик! Полотенце упало. Федор подхватил его. Мягкая ткань скользнула по рукам, по груди, по животу. Марина зажмурилась.

– Давай чай пить.

– Что?

– Чай.

И тут ей так захотелось чаю, большую-пребольшую кружку, и хорошо бы с лимоном, что она позабыла об опасности, и о маме, и о шляпе из итальянской соломки, и потащилась за Федором Тучковым в комнату и позволила усадить себя в кресло, и взяла у него сигарету – как индеец наваху трубку мира.

От сигареты моментально зашумело в голове.

– Рассказывай.

– Что?

– Как что? Все. Твое появление на корте было несколько неожиданным и волнующим, я бы сказал. Я, признаться, ничего не понял. Я играл в теннис с Владимиром Петровичем, потом смотрю – кто-то через забор лезет, хотя в двадцати метрах калитка! Думал, что молодежь развлекается. Думал, сейчас по шее дам, чтоб играть не мешали. Оказалось, что это вы с Юлей возвращаетесь с прогулки. У тебя бок в крови, майка разодрана, и вообще ты то и дело норовишь свалиться в обморок. А сама на заборе. Я думал, что мне не удастся тебя от него оторвать.

– От кого?

– От забора. Как ты туда попала?

Марина закрыла глаза. Шум в голове прошел, стало повеселее.

– Я же тебе говорила! За нами гнался Павлик. Он хотел меня застрелить, когда увидел, что я подсматриваю. В меня раньше никогда не целились из пистолета. Это очень страшно.

– Я знаю.

– Откуда?

– Вспомни, он держал пистолет в руке или вытащил его из кармана?

– Не знаю. Держал, наверное.

– То есть он разговаривал с кем-то и держал его на прицеле?

– Да. Наверное, да.

– Занятно.

– Федор, ты можешь мне не верить, но я…

– Я верю. А с кем он разговаривал, не разглядела?

– Нет. Какая-то скрюченная фигура в углу. Я даже не слышала ни слова.

– А Павлик что говорил?

– Что больше не может ждать, что завтра или никогда. Федор, он шантажист и бандит, точно! – Марина решительно потушила в пепельнице сигарету. – А тот, в углу… он был похож… на Геннадия Ивановича, да! Такой узенький, прилизанный, в чем-то коричневом.

– На Геннадия Ивановича, – повторил Тучков Четвертый задумчиво.

– Ну, конечно! Кстати, он же отменил партию в теннис, правильно? Ну, с тобой! Он сказал, что подавлен и все такое! Вы даже договорились, что все переносится на завтра.

– Я все равно пошел, – буркнул Федор Тучков сердито. – Ты куда-то пропала, а у меня было ужасное настроение.

Марина не стала вникать в то, что он говорит.

– Я не пропала! Я пошла к тому месту, где все случилось с Вадимом. Я поговорила с девчонкой, которая вела первую лошадь. Она мне сказала, что Мальчик не мог просто так взять и кого-то сбросить с обрыва.

– Какой мальчик?

– Так зовут коня. Мальчик. Она сказала, что он спокойный и любит людей.

– Спокойный и любит, но Вадим разбился. Насмерть.

– Что-то тут не то, Федор.

– Тут – это где?

В руке у нее как бы из воздуха материализовалась большая белая кружка, сестра-близнец ее собственной большой белой кружки. От нее поднимался пар. Чай был рубиновый, а кусок лимона толстый. Марина глотнула и зажмурилась.

Там был не только лимон и сахар, но и еще что-то.

– Что ты туда налил?

– Коньяку.

– Я никогда не пью спиртное днем!

– А по заборам ты когда-нибудь лазишь?

– Нет.

– Днем? – усомнился Федор Тучков.

Она промолчала, сделала большой глоток, обожглась и стала дуть на чай.

– Хочешь есть? Ты за обедом ничего не ела.

– Откуда ты знаешь?

– Мы сидим за одним столом.

– Ты смотрел… за мной?!

– На тебя, – поправил он вежливо. – Я смотрел на тебя. Ты ничего не ела, вроде Оленьки. Хочешь?

– А что… у тебя есть?

Он опять усмехнулся – глазами. Марина никогда не видела глаз, которые могли бы так усмехаться. Как это у него получается?

– У меня есть колбаса, бублики. Йогурты, кажется, тоже есть.

– Тогда колбасу и бублик.