Мой генерал

– Да меня это вовсе не интересует! – с несколько запоздавшей досадой воскликнула Марина, и в это время из телевизора громко закричали:

– Ложись!!!

Федор с Мариной вздрогнули и уставились на экран, а ложиться не стали.

Эпопея Матвея Евгешкина была в разгаре. Злые люди активно наступали, а добрые, порыдав немного для порядка, решили защищаться. Защищались они с помощью… танка. Марина проглядела, откуда именно взялся этот танк, – очевидно, режиссерская находка. Теперь добрые ехали в танке. Злые в панике бежали. Танк стрелял. Белый дым стлался по полям. Крупный план – женские глаза, в них ужас. Крупный план – глаза Матвея, в них слезы. То и дело повторялись фразы типа “сволочи проклятые” – в адрес плохих, и “врешь, не возьмешь” – в свой собственный адрес.

Плохие вызвали подмогу. Атака захлебнулась.

Конец второй серии.

Закрутились рекламные цветочки и звездочки, и Федор Тучков сказал задумчиво:

– Экая дичь.

– Это точно, – от души согласилась Марина. Почему-то ей было стыдно на него посмотреть, как будто не Матвей Евгешкин снял шедеврик, а она сама и теперь не знает, куда деваться.

– Пойдемте на балкон, – пригласил догадливый Федор, – покурим.

Марина радостно устремилась на балкон, и телевизор выключила, только чтобы не видеть обещанного продолжения шедеврика.

На балконе были сумерки, славные, теплые, июльские. Луна, прозрачная, летняя, висела над дальними елками, и елки казались синими, и асфальтовая дорожка внизу тоже казалась синей и серебряной.

Цикады трещали, то затихали, то начинали с новой силой.

– Как я люблю лето, – сказала Марина и даже зажмурилась от удовольствия, – больше всего на свете.

– А я Новый год, – поддержал ее Федор Тучков, – очень люблю Новый год!

– При чем тут Новый год?

– Прекрасный праздник. По-моему, самый лучший!

– Я говорю, что люблю лето. При чем тут праздник Новый год?

– При том, что это самый лучший праздник в году!

Все-таки он кретин. Нет никакой игры, и фарса никакого нет, есть просто кретин Федор Тучков. Наверное, и жена от него ушла три года спустя после свадьбы из-за его кретинизма.

“И это… мой удел? Мое… романтическое приключение?!”

Внизу, под балконом, негромко затрещали ветки, и цикады на секунду смолкли, как будто прислушиваясь.

Марина вдруг перепугалась.

– Что там? – шепотом спросила она и схватила Федора за руку. Рука была широкой и твердой, пожалуй, даже странно твердой при его общем кисельно-окорочном облике.

– Где?

– Там. Внизу.

– Асфальтовая дорожка, – обстоятельно ответил он, заглянув вниз, – а что?

В это время опять затрещали ветки и кто-то что-то негромко сказал.

– Вы что? Не слышите?!

– Слышу, – согласился он хладнокровно, – ну и что?

Конечно, он понятия не имел, что Марина все еще надеется на свое “настоящее приключение”!

Она быстро присела, оказавшись в тени балконной решетки, и Федора потянула за собой.

– Что такое? – недовольно удивился он, но тоже шепотом, видно, подействовала Маринина таинственность.

В кустах действительно разговаривали, но почти невозможно было расслышать – о чем. Ей показалось, что несколько раз повторилось “зачем” и “сейчас”.

– Зачем мы прячемся? – на ухо ей сказал Федор Тучков. – Сейчас все равно ничего не видно!

Тоже слышал “зачем” и “сейчас”?

Цикады опять стрекотали вовсю, и поле за забором лежало – такое свободное, такое большое, такое летнее, как будто вздыхало после длинного и жаркого дня.

В кустах тревожно шептались.

– Зачем мы подслушиваем? – негромко вопросил Федор. – Мы хотим услышать что-то особенное?

Марина дернула его за руку, чтобы замолчал.

На серебристую и голубую дорожку из кустов выбрался человек – темный силуэт. Выбрался и постоял, как будто прислушиваясь.

– Уезжай, – отчетливо сказал человек в сторону кустов, – только попробуй не уехать! Ты что, не видишь, что творится?!

Из кустов приглушенно ответили, разобрать было нельзя. Марина услышала только “все равно”.

– Нет, не все равно! – прошипел черный силуэт. – Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь… увидел с тобой! После того, что ты сделал!

Снова слабый треск веток, и все смолкло.

Тень еще постояла неподвижно, как будто прислушиваясь, потом посмотрела по сторонам и даже наверх, где прятались за балконной решеткой Марина и Федор, и быстро пошла по голубому асфальту налево, в сторону главного входа.

Неровный кусок желтого света лежал на траве и асфальте. Светился большой металлический ящик на ножке, сделанный “под старину”. Тень вошла в желтый свет и оказалась… Вероникой, профессорской внучкой.

Внучка быстро пролетела свет, беспокойно оглянулась и пропала в темноте.

Марина поднялась с корточек и, перегнувшись через перила, посмотрела ей вслед.

Федор Тучков из засады потянул ее за джинсы.

Марина отшвырнула его руку.

– Вы что?! С ума сошли?!

– Зачем вы свешиваетесь?! А если из кустов за вами… наблюдают?!

– Кто? – прошипела Марина и посмотрела опасливо.

Кусты были сплошные и темные, как неровная живая стена. В их зеленой густоте днем шевелились и попискивали какие-то птицы, время от времени выпархивали, сильно треща крыльями, как будто в сильном испуге.

Сейчас невозможно было себе представить, что днем там деловито копошатся птицы.