Мой генерал

Сережа энергично подтягивался на турнике. Пот тек по мужественным рукам в переплетении вздутых вен, заливал римский нос и подбородок – тоже, вполне возможно, римский.

Почему-то вид потною и мужественного Сережи не доставил Марине никакого удовольствия – в отличие от Федора Тучкова, на которого она, пожалуй, могла бы смотреть до вечера, если б не Элеонора с корзиночкой и ярко выраженными матримониальными планами.

– Доброе утро! – бодро прокричал Сережа, залихватски спрыгнул с турника и тут же стал приседать, закинув на затылок руки. Быть может, отчасти римские.

– А где же Юленька? Юленька, здравствуйте!

Юленька на специальном коврике делала “березку”. Перевернутое лицо было красным и сильно сплющенным от натуги.

– Здравствуйте! Присоединяйтесь к нам!

– Нет, нет, спасибо! Вам, молодым, физические усилия доставляют удовольствие, а мы от них только устаем.

Марина оскорбилась.

Может, про Федора Тучкова и нельзя сказать, что он – “молодой человек”, но она-то совершенно точно молодая! Совсем молодая, она еще и не жила совсем, только училась, работала, читала свою математику лопоухим студентикам, слушалась маму и мечтала завести кошку – приблизительно с трех лет мечтала.

Кошки пока не было, и жизни тоже пока еще не было.

Разве она уже… старая?

– Мариночка, как бы нам узнать?

– Что?

– На машине или на поезде?

– Понятия не имею. Элеонора Яковлевна, прошу прощения, я собиралась в бассейн.

Никуда она не собиралась, но просто так уступать Юле молодость и спортивность не желала!

– Я вас провожу, – вызвалась Элеонора.

Пришлось незапланированно тащиться в бассейн. Хорошо хоть купальник лежал в рюкзаке, а полотенца там дают!

– Оленька так переживает этот кошмар, – доверительно говорила нежная мать, твердой рукой направляя Марину в сторону круглого здания, похожего на цирк, – и до этого не ела, а теперь совсем ничего! И не спит.

– Ей нужно к врачу.

– Ну, конечно! Но вы же знаете молодежь! Оленька ни за что не хочет признаться, что у нее есть проблемы! Врач может помочь, только если больной сам хочет излечиться, а она… Вчера она даже сказала мне по секрету, что догадывается, из-за чего утонул этот несчастный, – добавила Элеонора Яковлевна и нервно оглянулась по сторонам. Марина навострила уши. – Бедная девочка, ей кажется, что она что-то такое видела или знает…

– Что именно она видела или знает?

– Господи, да ничего она не видела и не знает! – вдруг ни с того ни с сего громко крикнула Элеонора. – У нее просто расстройство нервов!

– Чепуха какая-то.

– Ну, они встретились в магазине, – прошептала Элеонора. Марина заметила, что она просто виртуозно меняет тон – от самого громкого почти до шепота, как драматическая актриса пятидесятых годов. – В деревенском магазине. Они даже поговорили немного. Оленька мне потом рассказывала. Знаете, она как ребенок – первым делом все рассказывает матери! Ей тогда показалось…

– Что?

Тут и Марине внезапно тоже показалось. Вернее, нет, не показалось. Она своими собственными глазами – так пишут только в романах, ибо в жизни ничего нельзя увидеть чужими, – вдруг увидела, как Элеонора перепугалась. Зрачки стали поперек, рот, наоборот, округлился и произнес “ой”, и даже в последний момент она поймала себя за руку, чтобы не зажать его рукой.

– Так что именно показалось?

– Ах, да ничего особенного, я вовсе и забыла что! – громко и чрезвычайно фальшиво воскликнула Элеонора. – Вы знаете, Елена Малышева в программе “Здоровье” говорила, что есть верное средство для профилактики забывчивости. В нашем с вами возрасте, Мариночка, это очень важно. Но я не помню, какое именно. Тоже позабыла, представляете?!

Марина смотрела на нее во все глаза.

– Ну вот мы и пришли. Я побегу, Оленька наверняка уже встала, может, покушает малинки! До завтрака, Мариночка, желаю вам хорошо поплавать!

И бросилась прочь, держа на отлете корзиночку, и спина у нее выражала растерянность, и свежие кудри удивленно тряслись, как будто она недоумевала, почему так глупо выдала врагу важную тайну.

Марина проводила ее глазами и потащилась в бассейн.

Она всегда делала то, чего от нее ожидали.

В отпуске обязательно нужна шляпа – и Марина напяливала шляпу. У девочки должны быть косы – и косы были до восемнадцати лет. Девушка должна быть скромной и серьезной – девушка была скромной и серьезной. Нужно хорошо учиться и держаться с достоинством – в школе дали медаль, как породистому пуделю, в университете красный диплом, а достоинство было таким достойным, что никому и в голову не приходило пригласить ее, скажем, в кино. Настоящий ученый – это скромный труженик, и Марина скромно трудилась день и ночь и стала профессоршей.

Вечно холодная, длинная, как трамвайный вагон, комнатка с окошком с видом на тополь и на стену соседнего дома, девичья постелька – спать только на жестком, для осанки, накрываться только тоненьким одеяльцем, для самодисциплины, – старый тугодум компьютер, книги до потолка, любимая кружка и лысый от времени плед.