Мой генерал Торрихос

Я прочитал её впервые сразу, как только купил на одном из книжных развалов в Гаване в 2001 году – году 20-летия гибели генерала Торрихоса в так и не расследованной до конца авиакатастрофе над горой Марта в Панаме 31 июля 1981 года. У меня было 4 часа лёта по маршруту Гавана – Панама. Читалось легко, хотя порой автор-философ касался ранее неведомых мне понятий, и не всегда было просто понять его. Когда самолёт начал снижаться для посадки в аэропорту Токумен, я уже листал последние страницы книжки, а закрыв её, понял, что: а) Хосе де Хесус Мартинес – марксист; б) генерал Торрихос – обречённый на смерть великий экспериментатор, завлабораторией марксизма в Панаме; в) убийца генерала – ЦРУ США.

Это впечатление о книге и генерале потом дополнялось другими разными и полезными деталями и впечатлениями. Работая в Институте Латинской Америки, я не раз ещё возвращался по разным поводам к побережьям и горам Панамы, к её небоскрёбам, узнавал, познавал и удивлялся, писал статьи о Панамском канале, экономике и истории этой страны, с любопытством исследователя сравнивал её с ближайшей соседкой, совсем другой Коста-Рикой, где мне также доводилось бывать и работать. И всегда три главных моих вывода из этой книги воспоминаний «Чучи» о генерале оставались во мне и порой всплывали, как вещдоки то для одного, то для другого повода или вывода.

Одним словом, книжка запомнилась и вдруг стала для меня важной и значимой в первые месяцы этого года, когда разразился очередной и во многом необычный и ещё не ясный в сочетании с эпидемией коронавируса мировой экономический кризис. Смятение и неуверенность в будущем, крах идей глобализма и его либеральных принципов, отсутствие каких-либо рецептов приспособления быстро увеличивающегося количественно человечества к требованиям 6-го технологического уклада, к сужению этим укладом объёмов рынка труда, особенно труда средне- и малоквалифицированного, – это ещё неполный список проблем, которые он высвечивает.

Мировое антиглобалистское, антиимпериалистическое и в целом левое движение остаётся расколотым и не оснащённым универсальными и общими идеями сопротивления и приспособления к этим вызовам. Потерпели крах все попытки левых и левоцентристских экономистов и учёных найти позитив в зависимых от развитых в промышленном отношении стран моделях развития. Результат такого однобокого зависимого развития ясно виден и в России, где рынок многих видов производства и услуг практически захвачен иностранными инвесторами. Даже в сырьевом, экспортном секторе экономики.

Зашкаливает сознательно созданный глобалистами уровень неграмотности и безразличия людей, всё более заражаемых нарциссизмом, равнодушием к чужим бедам, отсутствием интереса к творчеству и деятельности вообще, к культивированию в себе традиционных семейных и морально-нравственных ценностей.

Всё это, смятение и неуверенность в будущем в условиях нынешнего кризиса пока ещё рождают противоположное ему движение, поиск решений, выхода из создаваемых каждодневной жизнью и более всего на будущее проблем. Рождают они и сопротивление загнанному в исторический тупик капитализму, который в лице его глобальных транснациональных структур и их слуг, в дьявольском согласии между ними продолжает уродовать мир и человека в нём.

Это сопротивление происходит порой в самых неожиданных и интересных формах. Об одной из таких форм сопротивления, происходившей в ещё не далёком прошлом в Панаме и Центральной Америке, и идёт речь в этом особом для мемуарной литературы труде весьма необычного для пишущей братии человека, каким был панамец Хосе де Хесус Мартинес.

Панама: вид с площадки у президентского дворца на деловой центр города на берегу Тихого океана

Глава 1 Я никогда не называл его по имени: Омар

В тот поздний воскресный вечер ко мне пришли Эльда Мауд с мужем и Пабло Коннабрава. Эльда – самая красивая из всех женщин, которых я знаю. Её муж – член Компартии (Народной партии Панамы – пер.), а Пауло Коннабрава – бразильский журналист, высоко ценивший генерала Торрихоса. Наш разговор не клеился, тянулся с дырами длинных пауз, с молчаливыми взглядами, которые эстетствующие поэты называют смущёнными, порой меня охватывало чувство стыда. Но постепенно во мне зрело и созрело решение пойти вместе с ними в Собор.

Там, в Соборе, недвижно встречало длинную людскую очередь то, что называлось останками генерала Торрихоса. Как адекватно этой реальности и точно это слово «останки», обычно применяемое в таких случаях как щедрая метафора! Потому что то, что осталось от генерала, было действительно просто смесью его плоти и костей.

Понятно, что без малого в два часа ночи в Соборе было немного людей. И если мои товарищи пришли ко мне, чтобы разделить со мной свою огромную боль, то и мне нужно было разделить свою собственную боль и с ними, и с другими людьми, выполнив этот традиционный ритуал.