Мой год отдыха и релакса

— Выброси Тревора из головы, — посоветовала Рива. — Ты обязательно встретишь кого-нибудь получше, если когда-нибудь выйдешь из квартиры. — Она потягивала свой напиток, подливая текилу, и распространялась на тему «это все твое упрямство», хотя «позитивный настрой мощнее, чем негативный, даже если они присутствуют в равных количествах».

Недавно она прочла книгу «Как завоевать мужчину твоей мечты с помощью самогипноза» и теперь стала объяснять мне разницу между «исполнением желаний» и «манифестацией твоей собственной реальности». Я пыталась не слушать.

— Твоя проблема в том, что ты пассивная. Ты вот ждешь, когда ситуация изменится, а она не изменится никогда. По-моему, так жить больно. Можно растерять все силы, — сказала она и рыгнула.

До этого я приняла риспердал и смотрела теперь на нее сквозь туман.

— Ты когда-нибудь слышала выражение «хрен тебе или иди на хуй»?

Рива отвинтила пробку текилы и подлила ее в банку.

— Правильнее сказать — «хрен тебе и иди на хуй», — сказала она.

Некоторое время мы молчали. Мои мысли вернулись к Тревору: как он расстегивал рубашку и снимал галстук; серые шторы в его спальне; как раздувались его ноздри, когда он выдергивал перед зеркалом волоски из носа; запах его лосьона после бритья. Я даже обрадовалась, когда Рива нарушила молчание:

— Ну ладно, но хотя бы в субботу ты пойдешь со мной в ресторан? Ведь у меня день рождения.

— Не могу, Рива, — ответила я. — Извини.

— Я говорю всем, что мы встречаемся в «Тощем Котенке» около девяти.

— Уверена, тебе будет лучше, если я не стану там всем мозолить глаза.

— Перестань дурить, — завыла Рива пьяным голосом. — Скоро мы станем старыми и страшными. Жизнь коротка, известно тебе это? Умри молодой и оставь красивый труп. Кто это сказал?

— Какой-то некрофил, которому нравится трахать трупы.

Рива была лишь на неделю старше меня. 20 августа 2000 года мне исполнилось двадцать семь; я была в своей квартире, в тумане от препаратов, и, сидя на унитазе, курила вонючие ментоловые сигареты и читала старый выпуск «Архитектурного дайджеста». В какой-то момент я полезла в ящичек с косметикой за черным карандашом, чтобы обвести на страницах журнала понравившиеся снимки — пустые углы в комнатах, острые стеклянные кристаллы, свисающие с люстры. Я слышала, как зазвенел мой мобильный, но не стала отвечать. «С днем рождения, — скажет мне Рива. — Я люблю тебя».

Когда лето закончилось, мой сон сделался жидким и пустым, словно комната с белыми стенами и поставленным на подогрев кондиционером. Если у меня и были сны, то лишь о том, что я лежу в постели. Скучно и мелко. Я увеличивала прием риспердала и амбиена, когда грустила, думая о прошлом. Я старалась не вспоминать о Треворе. Я стирала сообщения от Ривы, не слушая их. Я посмотрела двенадцать раз без звука «Самолет президента». Я старалась выбросить все из головы. Валиум помогал. Ативан помогал. Жевательный мелатонин, и бенадрил, и найквил, и лунеста, и темазепам помогали.

Мой визит к доктору Таттл в сентябре тоже был банальным. Не считая оглушительной жары, донимавшей меня, пока я шла от дома до кеба и от кеба до офиса доктора Таттл, я почти ничего не чувствовала. Не волновалась, не боялась, не возмущалась, не унывала.

— Как ты себя чувствуешь?

Я молча обдумывала вопрос минут пять. Доктор Таттл обошла весь офис, включая арсенал вентиляторов — все они были одного типа, два на радиаторе под окнами, один на ее столе и два в углах офиса на полу. Она действовала на удивление шустро. И шейного ортеза на ней уже не было.

— По-моему, нормально, — проорала я, перекрикивая шум лопастей.

— Ты бледная, — заметила доктор Таттл.

— Я избегаю солнца, — сказала я ей.

— Правильно. Солнце провоцирует ретракцию, коллапс клеток, но никто не хочет говорить об этом.

У нее самой кожа была поросячьего розового цвета. Прямое платье цвета соломы, похоже, было сшито из грубого льна. Волосы в беспорядке торчали.. Когда она говорила, на ее горле перекатывалась короткая нитка жемчуга. Вентяляторы поднимали ветер, и у меня даже закружилась голова. Я схватилась за книжную полку и столкнула на пол потрепанную книгу «Клиническая смерть».

— Простите, — проорала я сквозь жужжание вентиляторов и подняла книгу.

— Интересная книга про сумчатых крыс. У животных столько мудрости, — сообщила доктор Таттл. — Надеюсь, ты не вегетарианка, — помолчав, добавила она и опустила на нос очки.

— Нет.

— Какое облегчение. Теперь скажи, как ты себя чувствуешь. Сегодня у тебя словно эмоциональный спад, — сказала доктор Таттл. Она была права. Мне едва хватало энтузиазма, чтобы стоять прямо. — Ты принимаешь рипердал?

— Вчера пропустила. Слишком закрутилась на работе и просто забыла. В последние дни меня замучила бессонница, — солгала я.

— Ты выдохлась. Ясно как день. — Она что-то нацарапала в блокноте с бланками рецептов. — Согласно книге, которую ты держишь, ген смерти передается от матери к ребенку через родовой канал. Это как-то связано с микродермабразией и инфекционной вагинальной сыпью. У твоей матери были какие-то признаки гормональных отклонений?

— Вроде нет.