В пять вечера, водитель Ахерона доставил её одну обратно к офису. Греческий миллиардер настаивал, чтобы она не возвращалась в офис после встречи, но Серенити была непреклонна. Она была приучена к максимальному профессионализму на работе, и дополнительные поблажки её совсем не радовали. Вздрогнув, Серенити решила игнорировать тот факт, что всему этому её научил Голландский миллиардер.
С подземной парковки она вызвала лифт, который доставил её на самый верхний этаж офиса. Секретарь была удивлена, увидев Серенити, и спросила про её посетителя.
— Ты знаешь, что он всё ещё ждёт?
Серенити облизнула внезапно пересохшие губы.
— К-кто ждёт?
Секретарь странно уставилась на неё.
— Мистер де Конаи. Я ведь говорила, что он пришёл к тебе.
— Я-ясно. Спасибо, — Серенити услышала свой голос, медленно поворачивая назад к лифтам.
Словно на автопилоте, она достала телефон, и вошла в интернет в поисках последних новостей о Виллеме.
Тут же всплыли десятки результатов, в основном все опубликованные греческими СМИ, все они намекали, что между Виллемом де Конаи и младшей сестрой его непостоянной девушки, что-то происходит.
«Быть может, это любовь втроём», — предполагала одна жёлтая газетёнка.
Быть может, Голландскому миллиардеру захотелось молодой и свежей крови, а его бывшая девушка для этого стара, и попросту наскучила?
Как бы там ни было, авторы всех статей соглашались, что Серенити умна не по годам, и все как один решили, что она решила игнорировать миллиардера.
Месть должна быть сладкой, но её первый кусочек совсем не казался таковым.
Сама того не замечая, она открыла сообщения, стала набирать одно Виллему.
Серенити:
Виллем:
Серенити:
Когда Серенит вышла из здания офиса, она поспешила вниз по ступеням, к своему удивлению замечая, что её ждёт не привычный лимузин и шофёр, а сам Виллем ожидает её, его прекрасное лицо ничего не выражало, даже не выражало, не смотря на то, что люди вокруг уже бурно обсуждали его.
И с болью в сердце она осознала, что
На неуверенных ногах она всё же подошла к нему.
— Здравствуй, Серенити, — его голос был именно таким невероятным, как она и запомнила его. Но в нём не было ни капли гнева, ни капли обвинения, и ей внезапно захотелось плакать.
Виллем де Конаи был не идиот. Он должен был знать, что это часть её мести. Он должен был. Так почему же он не слова об этом не сказал?
Зглотнув, она ответила дрожащим голосом:
— Добрый вечер, мистер де Конаи, — её голос сорвался.
Миллиардер услышал это, и шумно втянул воздух.
— Боже, Сири, — внезапно он взял её за руку, и она не могла ничего поделать, кроме как подчиниться, и сесть в машину. Как только дверь была закрыта, Виллем потянулся к ней. Она сопротивлялась, но он быль сильный, а она…
Она была слабой.
Она всегда была слабой, когда дело касалось этого мужчины, этого миллиардера, которого всё ещё любила, хотя и желала уничтожить.
Миллиардер усадил её себе на колени, и обнял, словно заключая в клетку. Это должно было заставить её чувствовать себя пойманной в ловушку, но вместо этого, она будто вернулась домой, и понимание этого ещё сильнее сдавило её горло.
Она ощутила губы миллиардера на своём челе.
— Сири.
Она вздрогнула от звука своего краткого имени на его устах.
— Всё хорошо, Сири, — его руки ещё крепче обняли её. — Это абсолютно нормально.
И она начала плакать, потому что понимала, о чём он говорил, чего старался не произносить прямо, потому что знал, что эти слова причинят ей ещё больше боли.
Это было нормально, что она решила отомстить ему.
Нежно взяв Серенити за подбородок, он взглянул в её глаза:
— Каждый день будем медленно продвигаться вперёд.
Она не могла ответить, могла только плакать, потому что боль и чувство вины угрожали поглотить её.
Она свернулась калачиком в его руках, и её глаза закрылись.
И всё началось сначала, месть приняла другую форму. Виллем и Серенити возобновили свои тайные встречи, и это были самые прекрасные моменты её жизни.
В первый день Виллем повёл её на пикник на крыше отеля де Конаи, на что она никак не рассчитывала.
— Н-но, ты не устраиваешь пикников, — она запнулась, от удивления.
Но в ответ Виллем только мягко рассмеялся. Усадив её на покрывало, он и сам опустился на него, вынимая из корзины вино, хлеб и сыр, отвечая, что всё это имеет смысл, только если рядом с ним она.