Мой голландский миллиардер - 3

— Ты сказал ей про это, — в её голосе было столько боли. — Как ты мог?

— Нет, —  его голос был жёстким. — Я не говорил ей, — внезапно, он осознал откуда вся эта ненависть, каким образом мысли о мести медленно, но глубоко внедрялась в неё. Чёрт бы тебя побрал, Шейн. Он заставит эту стерву заплатить за содеянное, даже если это будет последняя вещь, которую он сделает.

Сделав шаг вперёд, он крепко сжал её плечи.

— Посмотри на меня, — скомандовал он.

Она знала, что не стоит подчиняться ему, но не смогла устоять, ведь любила и ненавидела его одновременно.

— В ту ночь, когда мы занимались любовью… — он тяжело дышал, — я взглянул в твои глаза, и понял, что то, что ты мне говорила, было правдой. Ты любила меня.

Серенити побледнела от его слов.

— Прекрати.

Но казалось, миллиардер не слышал её.

— Это выбило почву у меня из-под ног, и я понял, что хочу убежать.

— Я сказала прекрати, — прошипела она, хоть слёзы уже струились по её щекам. Она не могла понять, почему он хотел это сделать, неужели не понимал, как вогнал её в агонию, а сердце вырвав из груди, разорвал в клочья, хоть она и молила его остановиться.

Пожалуйста.

Пожалуйста, подожди.

Пожалуйста…

Хриплые рыдания содрогали её тело, и вырвавшись из его хватки, она стала колотить его в грудь.

— Я ненавижу тебя, — она снова и снова била его в грудь, будто вместе с гневом из неё выходил весь яд, впрыснутый в её систему. — Я ненавижу тебя. Ненавижу. Она всё мне рассказала. Всё.

— Серенити остановись, — его лицо было сконцентрированным и жёстким. Он не мог терпеть невыносимой боли, исказившей любимое лицо.

— Она сказала, что ты заплатил ей, чтобы она не подпускала меня к тебе.

Виллем замер.

— Она с-сказала, ч-что ты опасался, б-будто я стану преследовать т-тебя и у-умолять вернуться…

Он не собирался давать ей закончить.

— Достаточно, Сири, — её боль была слишком невыносима. Он в отчаянии припал к её губам, и когда слёзы Серенити смешались с их поцелуем, он ещё отчаяннее стал её целовать, желая, чтобы через поцелуй он смог забрать её боль.

— Позволь мне всё объяснить, Сири, — прошептал он ей в губы.

— Я никогда не поверю тебе, — тупо сказала она.

Виллем сглотнул.

— Я всё равно открою тебе правду, — он сильнее обхватил её. — Ты ведь знаешь историю о моих родителях, которые, практически уничтожили своих детей, из-за того, насколько разрушительной была их любовь. Это была единственная форма любви, известная мне, и которой я отчаянно избегал в своей жизни. Когда ты впервые сказала мне, что любишь, я тебе не поверил. Но затем, в ту ночь… — он громко вздохнул. — Я понял. Это была правда. Я также понял, что должен уйти, потому что считал, что не люблю тебя.

Серенити попыталась вырваться, отрывисто бросая ему:

— Но ты и не любил. Если бы любил, не смог бы тогда уйти…

— Потому что я не знал, — прорычал он сквозь зубы. Виллем отстранился, чтобы она могла увидеть правду в его глазах. — Тогда я полагал, что можно полюбить только внезапно, словно стать жертвой удара молнии, которая делает тебя иррациональным и эгоистичным, как и моих родителей. Я понял слишком поздно, что любовь может приобретать различные формы, и одну из них мы испытали на себе… — он обхватил её лицо ладонями. — Она зародилась тогда, при нашей первой встрече, а затем со временем из дружбы переросла в то, что сейчас живёт в моём сердце, — Виллем поднёс её ладонь к своей груди.

— Она здесь. Крепкая, неизменная, она заставляет моё сердце биться ради тебя, заставляя его пускаться вскачь, когда ты рядом, заставляя его петь, как грёбанная канарейка, когда ты счастлива. Никогда я не думал, что можно так любить, пока не потерял тебя.

Своей ладонью он накрыл её, которая всё ещё лежала у него на груди.

— Но в ту ночь я ничего этого не знал. Я только знал, что ты любишь меня, а я не могу ничего дать тебе взамен. И решил, что если останусь в твоей жизни, то ты точно узнаешь правду. И подумаешь, что я не просто не в состоянии любить, а не в состоянии любить именно тебя.

Виллем замолчал, ожидая, что она хоть что-то ответит, но этого не случилось, тогда он задал свой вопрос:

— Ты мне веришь, Сири?

Медленно она отстранилась от него, и на этот раз, он позволил ей сделать это. Их глаза встретились, казалось, что он смотрит на другую Серенити, которая была старше и мудрее, но которая познала только боль и печаль в своей жизни.

Остальное, что он хотел сказать, умерло на его устах. Он хотел поведать ей ещё тысячи различных мелочей. Хотел рассказать, что же на само дела говорил Шейн, и что она определённо врала обо всём. Но сейчас, глядя на неё, он знал, что ничего больше не имеет смысла, кроме одной вещи.

— Я люблю тебя, Сири, — его голос был жёстким, и он продолжал говорить, глядя ей прямо в глаза, желая, чтобы она видела, что он не лжёт. — Я любил тебя. Я люблю тебя. И всегда буду любить.

Но в ответ она только обронила:

— Увидимся завтра, Виллем.

И они увиделись, но всё было уже не как прежде.

***