— Странное чувство, да? — Лайя достала карандаш и маленький ножичек, чиркнув им по дереву.
— Какое? — Дракула одной рукой перехватил ступни девушки, закинув к себе на бедра, и стянул туфли.
— Как будто это просто вечер у друзей и завтра не будет крови, страха и боли, — взмах ножа, тонкий деревянный срез упал на поверхность стола.
— Завтра будет завтра, любовь моя, — пальцы вампира ласково прошлись по щиколотке, сместились к напряжённым икрам. Лайя издала полустон-полувздох. — А сегодняшнюю ночь мы украдём для себя.
Горячие ладони скользнули дальше, перешли на бедра. Касания перестали быть столь невинными. Влад приподнялся, продолжая поглаживать кожу девушки, задирая платье вверх.
Карандаш был отложен в сторону, картина сдвинута на противоположный край. Лайя развернулась всем корпусом к мужчине, наклоняясь к его лицу.
— Я скучала, — запинается, нет таких слов, чтобы рассказать об этом, — не могу без тебя, не хочу без тебя.
— Я тебя слышал, постоянно, — поцеловал кончик носа, щеки, губы, — ты звала меня.
— Худшая ночь в моей жизни, — целует в ответ лицо, шею, плечи, всё, до чего может дотянуться.
Мало. Поцелуев мало, объятий мало, секса мало. Как будто не придумали ещё ту форму близости, что могла бы их насытить. Обнимают так беспорядочно, пытаясь почувствовать, одновременно дать ощутить себе и друг другу каждый миллиметр.
— Зато были и лучшие, — вжимает в себя, почти до боли, — лучшие ночи и лучшие утра.
Были. Определённо были. Их украденные у времени утра и вечера. Бёрнелл прикрыла глаза — воспоминание накрыло, перетекая и смешиваясь с настоящими ощущениями, усиливая их в миллион раз.
Лайя лежала на боку, ловя остатки уходящего сна. За спиной что-то замурчало, фыркнуло и потянуло одеяло на себя. По бедру пробежался утренний холодок и девушка поспешила прижаться ближе к лежащему сзади вампиру.
— Лайя, я вообще-то собирался вставать, — буркнул Влад куда-то в шею.
— Ну так вставай, в чем проблема? — сладко пропела девушка, откидываясь головой назад и чмокнув кончик носа вампира.
— В том, что ты голая, а твои ягодицы прижимаются прямо ко мне, — Лайя предательски выгнулась в пояснице, подыгрывая, — и ты, кажется, не собираешься менять тактику.
— Абсолютно точно не собираюсь, — ладошка скользнула в волосы мужчины, притягивая ближе для поцелуя.
Ягодицы Бёрнелл резко уперлись в низ живота мужчины, давая той полностью ощутить его возбуждение.
— Мой дорогой, любимый, — каждое слово сопровождалось соблазнительным движением бёдер, к которым теперь подключилась ладошка, заведенная за спину, — я не хочу сейчас обсуждать тактики и твои планы на это утро.
Пальцы Лайи скользнули вверх-вниз, дразня, на грани.
— А чего же ты хочешь, любовь моя? — опять этот дьявольски-бархатный, низкий голос с хрипотцой, от которого хочется сильнее сжать бедра.
— Я хочу, — Лайя убрала руку, разворачиваясь к мужчине лицом, — сначала долго и нежно ласкать тебя языком.
В глотке мгновенно пересохло. Она видела, как изменился его взгляд всего за долю секунды.
— А потом? — голос ещё ниже, температура между двумя выше.
— А потом, — Лайя сладко закусила губу, перемахивая и усаживаясь на мужчину сверху, — а потом я хочу, чтобы ты взял меня на каждой поверхности этой чёртовой комнаты.
Су-у-ука… Это не женщина, это Демон во плоти, она читает мысли и предвосхищает желания. Нет, она и есть желание. Его единственное, самое сильное желание.
Лайя, целуя и покусывая торс мужчины, спускается к самому низу живота. Чертовка наблюдает. Наблюдает, как напрягаются мышцы, превращая и без того желанное тело в источник самых грязных фантазий; как растекаются дорожки тёмных вен, поддавшись похоти и томительному ожиданию. Наблюдает и жадно облизывает губы.
А он рычит. Как раненный зверь, её зверь. Рычит от одного лишь касания горячего языка к давно ждущей её плоти. Первого касания, но не единственного.
Сука, твою мать! Как же, черт возьми, хорошо…
Лайя плотно обхватывает его губами, заглядывая прямо в налившиеся кровью глаза. Как он любит. Как она любит. Смотреть, как огромный, сильный зверь становится ручным, пусть и всего на несколько минут.
Её попытка взять всё под свой контроль быстро подавлена — ладонь мужчины ложится на затылок, грубо собирая волосы в кулак. Она стонет, ей нравится, когда он такой. В отместку движется резче, сильнее сжимая губами и рукой, второй — путешествует по собственному телу. Запрещённый приём.
Она сжимает соблазнительную грудь, а не он. Она спускается по плоскому животу, а не он. Она ласкает себя пальцами, доводя до исступления, а не он. Она шепчет, но не его имя. Пытка, плен, капкан, соблазн и казнь. Ревнует даже к её собственным рукам.
— Моя очередь, — яростный рык.
Одергивает за волосы вверх и быстро меняет позиции — теперь она на животе, а он сверху, вжимает своим корпусом в кровать. Берет её сзади, жадно, грязно, не давая ни секунды привыкнуть или сориентироваться. Её мир переворачивается на 180, делает кульбит и возвращается обратно.
Кому молиться? Дьявол уже здесь, а Бог давно их проклял.