Мой граф

   – Я… у меня было мало времени, – объяснила Пиппа. – Я предполагала, что мистер Трикл позаботится, чтобы Хоторн смог улизнуть незаметно, и они станут все отрицать, если я расскажу дяде Берти, что произошло. Поэтому мне пришлось придумать какую-нибудь правдоподобную причину побега. К тому же в этом случае дядюшка Берти и мама не будут волноваться. Ты был идеальным решением.

   Грегори пятерней взъерошил волосы.

   – Не мог же я отпустить тебя в такой дождь…

   – А надо было. Потому что для нас хуже всего на свете быть застигнутыми вместе. Если кто-то узнает, что мы путешествовали вдвоем, нам придется пожениться.

   – Но ты… – Раздражение начинало брать над ним верх. – Ты же уже сказала Берти, что мы сбежали!

   – Я попросила его пока никому не говорить об этом. Сказала, поскольку мы решили, что все-таки безумно любим друг друга, нам хочется побыть вдвоем. Я специально попросила ничего не писать твоим родным – по крайней мере пока мы не вернемся из нашего полугодичного медового месяца в Италии.

   – В Италии?

   – Я настаиваю на том, чтобы провести свой медовый месяц в Италии, – легкомысленно заявила она. – Буду сидеть на каменной стене на солнышке, есть персики и пить вино.

   Он послал ей самый убийственный взгляд из всего своего арсенала.

   – Я призналась, что твои родители считают, будто ты отправился в одну из своих обычных холостяцких поездок за границу. Но разумеется, на самом деле мы вместе. – Эта мысль вызвала у нее легкое головокружение. – Так что теперь вся эта ситуация выглядит крайне компрометирующей.

   – Ну еще бы. А вдруг Берти в предстоящие полгода – ведь я намерен провести их в Лондоне – прочтет обо мне в светской хронике, сложит два и два и поймет, что все это вранье?

   – Он больше не читает газет, – возразила Пиппа. – У него от них голова болит. А ты никогда не пишешь, так что… – Она отвела глаза.

   Его кольнула совесть.

   – Стало быть, твоя история имеет отличный шанс сойти за правду?

   – Совершенно верно. – Пиппа искоса взглянула на него своими большими ореховыми глазами – чисто женская поза, которая должна была бы выглядеть нелепо, когда Пиппа облачена в мужское платье, но вместо этого почему-то только распалила его вожделение.

   – Я везу тебя домой. – Он не должен думать о том, чтобы снять эту уродливую шляпу, распустить волосы и крепко-крепко поцеловать Пиппу.

   – Ты не можешь так поступить. – Она повернулась лицом к камину.

   – Еще как могу. – Грегори взял свою кружку и допил эль. – Берти поймет, когда услышит, что произошло. Не будет никаких последствий, вот разве что Триклу и Хоторну небо с овчинку покажется, а в остальном все вернется на круги своя. Я отправляюсь на загородный прием, а через две недели вернусь и заберу тебя в Лондон.

   Когда Пиппа взглянула на Грегори, ее глаза блестели упрямой решимостью.

   – Если ты вернешь меня в Пламтри, я опять убегу. И нет нужды беспокоиться, достаточно ли у меня денег. Я заложу рубиновые серьги моего отца.

   – Пиппа.

   – Мне все равно, – сказала она. – Он был влюблен в маму, когда она выступала на сцене, но любовь быстро прошла, когда он женился на ней и не смог вынести бремени скандала. Он, по существу, отрекся от нее. И от меня.

   – Да, я об этом слышал. – Чувство вины обожгло грудь. Все эти годы он делал то же самое – отрекался от Пиппы.

   И это непростительно.

   Теперь он будет хорошо присматривать за ней. Если в Америке в нем что-то и изменилось, так это готовность признать, что он считал окружающих его людей чем-то само собой разумеющимся. Может, они и изменят свое отношение к нему, если узнают правду, но ничто не заставит его перестать любить их.

   – К счастью, – стоически продолжала Пиппа, – дядя Берти оказался лучше, чем его племянник, и, когда отец ушел, дядюшка взял нас обеих к себе. – Она пожала плечиком. – Так что я не считаю, что что-то должна своему отцу. Он был таким же плохим мужем, как и мистер Трикл. И мне ничуточки не жалко будет продать его серьги, чтобы оплатить дорогу в Париж.

   – Какое бы удовлетворение ни доставляла тебе продажа отцовских серег, это не меняет факта, что ты леди без сопровождения. Это абсурд.

   – Джентльмен, – напомнила она ему.

   – Ты не джентльмен, – прорычал Грегори. – И как только кто-то еще узнает об этом, ты окажешься в опасности. Это бессмысленно…

   – Некоторые гениальные идеи поначалу именно такими и кажутся. – Она отодвинула блюдо с яблоками и сыром и поднялась.

   Обойдя стол, он подошел к ней и мягко схватил за руки повыше локтей.

   – Я обещал Берти, – сказал он своим самым рассудительным голосом, хотя рядом с ней трудно было сохранять рассудительность. Ее запах – даже то, как вызывающе она расправила плечи и насупила брови, – все это пробуждало в Грегори нелогичность.

   – Я не твоя собственность. – Глаза Пиппы негодующе вспыхнули.

   – Нет, – согласился он. – Но то, что ты предлагаешь, абсурдно.

   – Тебе легко говорить. – Она вырвалась и одернула сюртук. – Ты делаешь все, что твоя душа пожелает. Знаешь ли ты, как трудно быть женщиной?

   – Разумеется, нет, – ответил Грегори. – Но это твой жребий, и мужчиной быть тоже нелегко. В Париже ты это поймешь очень быстро.