Мой граф

Разумеется, все лондонское общество чересчур критично, Пиппа знала – в высшем свете это своего рода развлечение. Возможно, Марбери просто устал или проголодался. В конце концов, многие в дороге бывают ворчливы и раздражительны. Да она и сама, после того, как вынуждена была покинуть уютное и теплое местечко под боком у Грегори, и до того, как вонзила зубы в горячий мясной пирог, готова была откусить голову любому, кто приблизился бы к ней. А после той пылкой сценки несколько минут назад – во время которой Пиппа сначала воспарила в самую высь, а потом резко ухнула вниз, когда Грегори заявил, что везет ее домой, – она опять пришла в отвратительное расположение духа.

Тут в таверну вошел приятный пожилой джентльмен, который совсем не выглядел ни сварливым, ни раздраженным. У него были седые волосы, редеющие на висках, и умные глаза. Одежда его была аккуратной, но обычной, хотя дорогой покрой сюртука и тонкая и мягкая кожа сапог выдавали в нем человека со средствами.

– Принеси мистеру Доусону все, что он пожелает, – с излишней резкостью приказал Марбери трактирщику. – И между прочим, хорошо ли вы заботитесь о своих собаках? Я не одобряю тех, кто плохо обращается с животными.

Марбери метнул быстрый взгляд на мистера Доусона, который явно не обращал никакого внимания на разговор. Он оглядывал гостиничный двор, где ветки огромного дерева сильно раскачивались на ветру. Пиппа и Грегори обменялись озадаченными взглядами.

Было совершенно непонятно, с чего вдруг Марбери брякнул такое, особенно если учесть, что три пса лежали кучей, вытянув лапы к огню, и довольно посапывали.

Трактирщик, который, по-видимому, повидал на своем веку всякого, когда дело касалось человеческой натуры, вытер руки о фартук и лишь искоса взглянул на Марбери.

– Мы отлично заботимся о наших собаках. Что-нибудь еще, сэр?

– Только то, что мы спешим и не можем тут рассиживаться. – Тон Марбери был холодным и надменным.

Похоже, многие люди вот так же относятся к своим слугам, отметила Пиппа, но Грегори, когда бывает у дядюшки Берти, всегда обращается и к домашней челяди, и к слугам на конюшне исключительно вежливо.

Пиппа скрестила руки на груди и с потрясением вспомнила, что грудь не стянута и что Грегори знал это и исследовал ее там, словно какое-то неизвестное сокровище.

«Он не для тебя, – напомнила она себе. – Может, он и добр к слугам и знает, как доставить твоему телу несказанное наслаждение, но он упрямый, любит командовать и, повторяю, не для тебя».

– Мы поедим в отдельной комнате, – сказал Марбери Доусону, и его уверенный тон подразумевал одобрение этого плана. – Для кузена леди Тарстон все только самое лучшее.

– Спасибо, но я не голоден, – отозвался пожилой джентльмен. – В такую погоду я с удовольствием просто посижу у огня и выпью чаю. – Он взглянул на трактирщика. – Если вы не возражаете.

– Нисколько, сэр. – Трактирщик вернулся к своим делам.

– Я бы предпочел несколько минут побыть один, – сказал мистер Доусон, обращаясь к Марбери. – Мне надо почитать.

– Ну разумеется. – Марбери был само воплощение скучающей вежливости. – Как и мне. История рода Тарстонов. Я слышал, он весьма знатен. – Но когда мистер Доусон прошел мимо него, Марбери повернулся к Грегори и недовольно скривился.

Ну что за грубиян! Пиппа тут же пожалела мистера Доусона, который пробирался к камину, лавируя между столами и стульями, и не видел пренебрежительных гримас и ужимок своего попутчика. Она видела, что мистер Доусон – милый, приятный человек, как дядя Берти – и Грегори, когда захочет, – хотя он не заполнял собой все пространство, как в случае с этими двумя.

Дядя Берти – почтенный баронет и всегда гордился своим местом в обществе, но раз в год, с тех пор как ей исполнилось тринадцать, он брал ее с собой в поездку по всем своим театрам. Он называл это их «ежегодным приключением», и это всегда было особенное время, которое способствовало задушевным беседам, пока карета катила по дорогам, ведущим от одного города к другому. Пиппа без малейшей тени сомнения знала: дядюшка Берти хочет, чтобы она вела свободную жизнь, жизнь, которую он сам для нее готовил. Если у нее получится должным образом управлять театрами, то она всегда будет иметь доход и определенный уровень независимости, а вместе с этим – шанс осуществлять свои мечты.

Вот почему его упорное настояние на том, что они с Грегори должны пожениться, не имело смысла.

Звук хлопка, когда трактирщик откупорил новый бочонок с элем, вернул ее в настоящее, и она понаблюдала, как трактирщик налил две пинты и вручил их Марбери и Грегори.

– Одна кружка, и я уезжаю, – сказал Грегори.

– Ой, да будет тебе. Что случилось с заядлым лондонским гулякой? – съязвил Марбери своим скрипучим, гнусавым голосом.

– Ты прекрасно знаешь, что в выпивке тебе со мной не тягаться. – Грегори констатировал это как непреложный факт. – Хочешь чего-нибудь… Харроу? Слуги тоже испытывают жажду.

До Пиппы дошло, что Грегори смотрит на нее. О, должно быть, это она – Харроу!