Мой граф

Пиппа опустила глаза в пол. Веки ее просвечивались, а кожа казалась слишком бледной и мягкой, чтобы принадлежать мужчине.

– О Господи, – сдавленно прошептала она. Отвела взгляд от Грегори, потом опять посмотрела на него, и в глазах у нее отразилось замешательство и что-то еще – что-то, что мучило ее.

Он ощутил холодок тревоги. Что случилось?

А потом, к его потрясению, она неуверенно протянула руку, размотала полотенце и позволила ему свалиться на пол.

– Бог мой, Пиппа, ты же только что сказала…

– Я не делаю того, что делала вчера, – затараторила она с пылающими щеками. – Не пытаюсь чего-то от тебя добиться, честно. Я… я просто хочу посмотреть… перед тем, как уеду в Париж.

Он затаил дыхание, когда она дотронулась до него, и, разумеется, произошло то, чего и следовало ожидать: он сделался твердокаменным.

Она резко втянула воздух.

– Это не очень хорошая идея, – выдавил Грегори сквозь сжатые зубы, сдерживая стон.

– Теперь уже поздно, – отозвалась она несколько рассеянно. – Слишком поздно. – Она наклонилась, взяла мыло с края лохани и повертела его в руках. – Уж если я что вобью себе в голову… – Она сконфуженно улыбнулась. – Считай этот мой интерес к тебе – и мое откровенное признание в этом – прощальным подарком мужчине, который любит командовать.

– Не всегда, – отозвался он с горячими искорками в глазах.

Она покраснела в ответ.

– Ты же знаешь, что я не остановлю тебя. – Тон его был совершенно серьезным. – Потом ты можешь пожалеть. Я-то уж точно пожалею. Но…

– Хватит разговоров, – с улыбкой прервала она. – Я беру дело в свои руки, так что наберись терпения. Все будет хорошо, вот увидишь.

Грегори хмыкнул:

– Твоя забота обо мне крайне приятна, но, заверяю тебя, вовсе не обязательна.

И тут она мягко, но уверенно взяла в руку и стала гладить затвердевший член. Это было так приятно. Не просто приятно – божественно. И его теплые, нежные чувства к ней еще больше возросли при виде того, с каким любопытством и недрогнувшей решимостью она делает то, что ей хочется сделать.

– Я не закончила, – предупредила она.

– А я и не возражаю, – отозвался Грегори.

Она стала мыть ему ноги и обхватила член мыльной ладошкой. Грегори опустил голову и закрыл глаза. Он никак не ожидал, что этим утром будет предаваться такому полнейшему гедонизму.

– Мне нравится смотреть на тебя вот так, чувствовать тебя вот так, – пробормотала Пиппа.

– Сейчас я в твоем полном распоряжении, – прерывисто прошептал он и схватился руками за крышку бюро позади него.

Пиппа вернулась к его плоти, лаская ее так основательно, что он отвел ее руку в сторону.

– Ты не знаешь, что ты делаешь… куда тебя это заведет.

– Мне все равно, – ответила Пиппа, – куда бы это ни привело. Мы будем там вместе. И хватит разговоров.

И она вернулась к своим манипуляциям.

Что ж, прекрасно. Грегори раздвинул ноги, запрокинул голову и позволил удовольствию завладеть им целиком. Он представления не имел, как такая неопытная девушка, как Пиппа, могла довести его до самой потрясающей, самой сильной в его жизни разрядке. Но каким-то чудом ей это удалось. А потом она стояла, в оцепенелом изумлении наблюдая за ним, а он опустил голову и снова закрыл глаза.

– Боже, – выдохнул он. – Как же остальной день сможет состязаться с этим?

Ее смешок был нервным.

– Я рада, что тебе понравилось.

Он поднял на нее глаза и вскинул бровь.

– Понравилось? Это преуменьшение века. Я целый день не смогу ни о чем больше думать. Кто бы мог вообразить, что я буду умирать от вожделения к своему дерзкому камердинеру?

Пиппа покраснела.

– Я не говорила, что мы будем делать это снова.

Он тихо рассмеялся:

– Я тоже этого не говорил.

Она, казалось, не могла оторвать от него глаз, когда он схватил с пола сухое полотенце и вновь обернулся им. Это было так лестно. И возбуждающе.

– Теперь твое любопытство удовлетворено – ведь все дело было именно в этом, верно?

– Да. Эта ночь открыла мне глаза, и, боюсь… боюсь, это пробудило во мне крайнее любопытство.

– Что ж, вполне понятно, – ответил он, не в силах скрыть страсть в голосе.

Пиппа попятилась и склонила голову набок.

– А теперь, милорд, я действительно должна идти.

Грегори на мгновение заколебался.

– Ты уверена? – осмелился спросить он. – Тебе пока не обязательно уходить… если ты не хочешь. – Он намеренно говорил уклончиво, позволив ей гадать, имел ли он в виду, что с радостью повторит с ней все то, что делал прошедшей ночью.

Грегори понял, что готов сделать для нее все, стоит ей только попросить.

Глаза ее округлились, она, должно быть, догадалась, что он подразумевал.

– Боже милостивый, нет. Мне правда надо идти.