Мой грех, или История любви и ненависти

Оказалось, что всё это время отчим просто был без сознания, и, пока мама ходила признаваться в убийстве, он пришёл в себя и ушел пить дальше. Правда, после этого случая он обходил меня стороной и даже не угрожал маме, а если и замахивался, то я сразу говорила ему, что убью. Как ни странно, но на него это действовало. Этот здоровый неотёсанный мужлан побаивался хрупкую, но смелую и дерзкую девочку с двумя косичками.

Хотя я и была ребёнком, отчётливо понимала, что если моей мамочке будет угрожать опасность, то я действительно запросто могу убить отчима. Моя ненависть к отчиму не была детской. Я знала, что, кроме меня, за маму некому заступиться, ведь милиция приедет слишком поздно. Я смотрела на свою запуганную, больную и высохшую маму, выглядящую много старше своих лет, и думала, что никогда такою не буду и ни за что не повторю её судьбу. Как можно пустить в свой дом мужчину и всю жизнь терпеть от него унижения и побои, говоря какую-то нелепую фразу:

– Видно, судьба у меня такая. Это мой крест.

Тогда я была слишком маленькой, чтобы убедить маму, что каждый человек сам строит свою судьбу и что лучше не надо никакого мужика в доме, чем жить с таким вот уродом и успокаивать себя только тем, что ты при муже. Я не понимала, про какой крест она говорит, и не могла ей сказать, что этот крест она сама же себе и придумала.

При воспоминаниях о маме на глаза набежали слёзы. Ведь во время моего детства почти не было центров для женщин, переживших домашнее насилие. По крайне мере, эта проблема не афишировалась и в прессе не поднималась. Да если даже и были такие центры, мама бы все равно туда никогда не пошла. За годы жизни с отчимом она стала бояться даже собственной тени и привыкла переживать беду и боль в одиночестве.

Этим браком она испортила себе жизнь, а мне детство. Она была очень слабой женщиной не только здоровьем, но и духом. Хотя, скорее, их у нее вообще не было. Просто слабая, беззащитная, замученная и несчастная женщина... Но ведь она была моей мамой, и я безумно её любила. Я любила мамочку и старалась сдерживать свой протест по поводу её жизни. Она наивно надеялась, что когда-нибудь отчим бросит пить и станет порядочным человеком. А я уже точно знала – горбатого только могила исправит.

По ночам я мечтала о том, что его заберут в психушку с белой горячкой или однажды он купит бутылку паленой водки, насмерть отравится и, наконец, оставит нас с мамой в покое. Мне очень хотелось защитить и сберечь свою маму, но не успела...

Однажды, придя из школы, я увидела её лежащей на кухонном полу... Она была мёртвая. Множество ножевых ранений. В приступе белой горячки отчим убил мою мать и спокойно ушёл продолжать пить к своим алкашам. Помню, как я сидела рядом с мамой, плакала, вытирала ей кровь, целовала, гладила волосы и просила её... вернуться обратно. Когда её увозили в морг, я тоже поехала и стала просить разрешить мне переночевать вместе с ней в морге, потому что не верила, что можно расстаться с мамой навсегда... Мне было страшно от мысли, что я никогда больше её не увижу, не поговорю с ней, не уткнусь ей в грудь, не поцелую и не расскажу про свои дворовые приключения. Конечно же, ночевать в морг меня не пустили, я всю ночь провела на ступеньках у входа. Мне просто хотелось быть к маме поближе... Сторож не прогнал меня, а даже принёс чашку чая и бутерброд с колбасой.

– Бедненькая. И кто ж твою мамку-то зарезал?

– Отчим.

– Вот гад! Я бы его своими руками задушил.

– Не надо его душить.

– Почему? – с удивлением спросил сторож.

– Потому что это должна сделать только я. Мамка моя, и отомстить за неё должна я. Тогда всё будет по-честному. Я обязательно его найду и убью.

– Есть у тебя кто, кроме мамки?

– Нет, – ответила я, смахивая слёзы.

А когда я уснула, свернувшись калачиком прямо на лестнице, он подложил мне под голову небольшую подушку и накрыл пледом. Вот так я и жила на лестнице у входа в морг, пока мама была внутри. А потом сидела всю ночь на могиле после похорон и с ней разговаривала. Мне совсем не было страшно. Мне никогда не было страшно, когда мама была рядом...

Отчима нашли сразу. Он пил в соседнем дворе. На похоронах я ненавидела себя за то, что не убила отчима. Я вспоминала тот случай, когда ударила его бутылкой по голове, и думала, почему он не сдох?!

Мама умерла, когда мне было почти пятнадцать лет. С этим я стала жить самостоятельно. Чтобы меня не отвезли в детский дом, мамина сестра Вера оформила опекунство и больше никогда не интересовалась мной.

В моей жизни появилась единственная цель – убить отчима. Я была одержима идеей наказать этого урода за свою мать. Я хорошо понимала, что на суде мне не дадут это сделать. Но я встала и закричала выродку: «Посмотри мне в глаза!» Но он не посмотрел... Он отвёл их в сторону. То ли не смог, то ли не захотел... Я кричала ему, что я обязательно дождусь его освобождения, встречу прямо у тюремных ворот и убью. Меня крепко держали и пытались вывести из зала суда, но я рыдала и говорила, что хочу одного – убить подонка.