Мой грешный маркиз

Сидя в нескольких шагах от них, Дрейк мог разобрать лишь некоторые слова, но не чувствовал никакой опасности и потому не вслушивался в тихую речь. Он слишком устал и морально, и физически. Ему хотелось лишь одного — чтобы его оставили одного и позволили спокойно подышать чистым альпийским воздухом.

Это помогало привести в порядок мысли и не подпускать к себе панику. Забыв обо всем, Дрейк смотрел, как солнце освещает роскошные сады и высокогорные луга, на которых пасутся козы и буйствует разнотравье. А взглянув вдаль, на высокие, покрытые снегом горные пики, он почувствовал, как глаза наполнились слезами.

Его тюремщики находили странным, что он постоянно хотел находиться на крыше — под открытым небом, но они наверняка почувствовали бы то же, если бы провели много месяцев в самой глубокой темнице. Усилием воли он приказал себе не думать о боли, постоянно преследовавшей его.

Он вспомнил о пережитых ужасах, и сердце забилось чаще. Тогда он попытался отогнать непрошеные воспоминания и стать пустым — так легче. Он цеплялся за слова своего нового кредо и успокаивался, раз за разом повторяя их: «Мы выше добра и зла… мы элита…»

Эту литанию вбили ему в голову, его заставляли повторять ее бесчисленное множество раз, так что хотелось никогда больше не слышать ее. Но оказалось, что повторение этой фразы ослабило агонию.

Странно, но именно те слова, которые он когда-то так люто ненавидел, теперь приносили утешение.

Он ощупью двинулся по черной бездне своей памяти, чтобы вспомнить следующую фразу. «Элита… держится на силе воли…»

Разве не железная сила воли помогла ему сохранить жизнь на протяжении всех этих страшных месяцев? Может, они правы? И его место действительно здесь? Возможно, как сказал его спаситель Джеймс, его действительно ожидает новая судьба?

«Вечно возрождающаяся, разгорающаяся, как пламя…»

Дрейк тоже возродился.

Он пережил ежедневные пытки, как бог Прометей выдержал истязание ужасных когтей и страшного клюва орла. Воспоминание о шагах палача, приближающегося к его камере, до сих пор заставляло его просыпаться в холодном поту.

Но самым страшным было то, что жизнь в аду была единственным, что он помнил, — он сидел в клетке, оказавшись в невыносимой роли жертвы.

Его бесконечно допрашивали. Сначала он вроде бы знал ответы на задаваемые вопросы… кажется… но отказывался отвечать по доброй воле. А потом, после особенно сильного избиения, он очнулся и понял, что в голове ответов больше нет.

Они скрылись в потайных уголках его разума, словно кто-то вышиб их особенно сильным ударом. Его знания поглотило нечто вроде морского водоворота, который утаскивает на дно огромные корабли.

Его зовут Дрейк. В этом он не сомневался. Почти. Но о своей прежней жизни он ничего не помнил.

Ее выбили из его тела и разума, и теперь он повис на тонкой нити над пустотой.

Он не знал, кто он, не мог вспомнить, откуда явился и зачем. Простейшие факты его существования рассыпались и исчезли, став для него такой же тайной, как и для его тюремщиков.

Если он размышлял об этом, возникала паника. Он уже почти желал, чтобы его убили. Но тут появился Джеймс.

Добрый старик спас его и заверил, что дикий страх и глубочайшее смятение пройдут. Очень приятные обещания. Джеймс поклялся помочь ему обрести все то, чего он лишился. Ну а Дрейк инстинктивно и слепо полюбил старика, как свою единственную надежду на спасение в этом ужасном месте.

Остальные боялись Джеймса, уважали его. Они делали все, что тот приказывал. Впервые за бесконечно долгое время Дрейк понадеялся, что агония действительно осталась позади, во всяком случае, пока он будет делать то, что говорит Джеймс.

Когда возвращалась боль, Дрейк находил утешение в присутствии своего престарелого спасителя. Он знал, что обязан доброму старику жизнью. Всем сердцем он желал его порадовать, поскольку понимал; что при желании Джеймс может в любой момент отправить его обратно в ад.

— Дрейк!

Глубокий властный голос, казалось, доносился с расстояния во много миль.

— Дрейк? — Джеймс остановился рядом и положил костлявую руку на спинку его кресла. — Доброе утро, Дрейк. — Старик наклонился и с искренним сочувствием вгляделся в лицо пленника. — Как вы себя чувствуете? Немного лучше?

Джеймс чувствовал себя так, словно его окутал густой туман. Повернув голову, он устало посмотрел на своего спасителя.

— Лучше… да. — Страшные раны и отчаяние сделали его покорным, но, хотя он этого не помнил, Дрейку все же казалось, что он не всегда был таким.

Он видел тень сожаления в глубоко посаженных серых глазах. Джеймс Фолкерк был худощав, с густыми волосами цвета олова, резкими чертами лица и выдающимся носом.

— Хорошо, — пробормотал он. Морщины у рта и в уголках глаз углубились, когда он ободряюще улыбнулся Дрейку.

За его спиной стоял черноглазый бородатый немец, хозяин замка, и разглядывал Дрейка со странной смесью сочувствия и презрения. Третий мужчина находился поодаль, но даже на таком расстоянии Дрейк видел враждебность в холодном взгляде его карего глаза. Второй глаз был закрыт черной повязкой.