– Может это другие? – приятель закончил есть, вытянул объевшегося Шмыга из тарелки и усадил на согнутую руку.
– Выглядят одинаково, – я всмотрелась в лица соседей по столу: все на одно лицо. Такое ощущение, что Ириа и его мокрейшество единственные живые.
– Еще соседка. Она визжала, – отозвался Хрум, когда выслушал мои доводы.
– И тот, что шел впереди меня. Он разозлился, – я посмотрела на скептическое лицо приятеля и поправилась. – По крайней мере, отреагировал, а не остался безучастным. Идем?
Я встала из-за стола и развернулась к выходу. Приятель схватил меня за плечо, повернул лицом к раздаточному столу и посмотрел с заговорщицким видом. Шмыг, обладающий уникальным нюхом на неприятности, встрепенулся, с усилием разлепил глаза и выпустил когти.
– А где мы потом будем есть? – я шла рядом, хотя не поняла что задумал Хрум. Но, на всякий случай, внимательно рассмотрела помещение. Кроме того входа, в который зашли мы, есть еще один: точно напротив. И три больших окна, через которые при надобности тоже можно сбежать.
– Ты же не думаешь, что тут одна столовая на весь город? – приятель тоже шнырял взглядом по сторонам. – В другую сходим.
Мы подошли к стойке с той стороны, откуда обычно выходят с груженными подносами, и я, наконец, заметила то, что должна была заметить сразу. С той стороны стойка пустовала. Полные тарелки выезжали на широкой ленте. То ли тут все кристально честные, то ли деньги в подводном городе вовсе не водятся. Услуги? Время жизни? Работа?
Мы с Хрумом посмотрели друг на друга, и он перемахнул через стойку в один прыжок. Я по-простому перелезла, не претендуя на звание мега крутого хухрика. Вся сила в мозгах, ага! Что же, надеюсь столовая уцелеет: мы с Шмыгом привыкли есть хотя бы три раза в день.
Мы пошли вдоль движущейся ленты, рассудив, что эта чудо-штуковина обязана иметь начало. Выяснилось, что рядом со стойкой скрывается неприметная дверца, ведущая в подсобные помещения. Царивший тут полумрак вызывал только один вопрос: как те, кто тут работают, хоть что-то видят. А может у них глаза устроены по-другому, ведь плавают же они на океанском дне без осветителей на лбу?
Хрум оттеснил меня и пошел вперед, хотя даже в темноте видно, что помещение пусто. Ни столов, ни плит – ничего, что подтверждало бы то, что тут готовится пища. Зато в самом центре стоит странный агрегат, к которому и ведет лента. В центре загадочного приспособления своеобразной аквариум, где вместо рыб плавает уха. Тарелки из-под него выезжают уже наполненными. Зато под «аквариум» они подъезжают пустыми.
Мы бы долго так стояли и таращились, но тут Шмыг решил, что нашел личный рай, и спикировал вниз. Хрум одним точным движением поймал его у самой тарелки и поднял, держа за тонкий хвост.
– Лопнешь, – предупредил он, извивающегося зверька.
– Что ты? Он же самый голодный шмыгрик на свете. Его злая хозяйка его совсем-совсем не кормит.
– Я же не знал, что он такой обжора, – смутился приятель, перехватил Шмыга поперек туловища и предупредили: – Не трудись – не выпущу. Ты только что сожрал целую тарелку супа. Ты не можешь быть голоден.
Я пошла вперед, не вникая в нотацию. Обжористость питомца меня давно не удивляла, хотя изредка и брала оторопь при подсчете съеденного за день одним маленьким шмыгриком.
Лента с пустыми тарелками выползала из окошечка, прикрытого гибкой заслонкой. Я попробовала заглянуть в него: получила тарелкой в глаз и отпрянула. М-да, придется искать другой путь. Прощупывание стены над и под окном ничего не дало. А вот рядом ощущался явственный выступ стыка.
– А-а-а, ргуш их задери, до чего же эти рыбы любят отражатели! – где находится дверь я теперь знала, а вот сыскать ручку – непосильная задача.
Хрум оттеснил меня в сторону и теперь энергично шарил по собственному отражению. Смотрелось это странно, точно он влюбился сам в себя и никак не может налюбоваться собой.
– А почему рыбы? Я их как горгон запомнил.
– А потому что мокрые и любят влагу, – пробормотала я и уперлась рукой в еще один выступ.
Приятель странно на меня посмотрел и не стал комментировать чудеса моей логики. Вдвоем нам удалось не только определить ручку, но и разобраться в какую сторону та поворачивается. Хотя не понятно, зачем все усложнять. От особо упорных, вроде нас, не спасет, а своим – добавит лишних трудностей. Стоило открыть дверь, как запах не оставил сомнений: мы нашли загадочную кухню столовой.
Тут было светло, душно, а чадило так, точно готовить повара учатся прямо сейчас. А по результату и не скажешь, что у них трудности?!
Снулые горгоны в колпаках, натянутых на уши, даже не повернулись на звук открывшейся двери и наших шагов. А двигались они до того монотонно, точно не проснулись и спали с открытыми глазами. Ни переругиваний, ни шуточек – ничего, что присуще живым существам. Их кукольные глаза вызывали оторопь и желание исчезнуть отсюда поскорее. Жаль, это невозможно: на улице все те же неподвижные лица и застывшие взгляды.