Все вокруг смешалось. Мы бежим обратно в столовую и впиваемся глазами в экран телевизора. Сначала никаких известий нет, а потом бегущая строка сообщает о разбившемся вертолете. Пилот возвращался на базу, из-за плохой видимости не справился с управлением, и вертолет упал в зоне работы спасателей.
От Данила звонка нет, а значит, он не освободился. Он может быть в зоне взрыва.
Я медленно опускаюсь на стул и закрываю лицо руками.
Никто ничего не может сказать точно. В зону упавшего вертолета несутся машины скорой помощи, еще пожарные. С таким трудом потушенный огонь оживает и пожирает деревья с новой силой. Ему здорово помогает ветер.
Я набираю номер Данила, но его телефон молчит. Я жму на вызов снова и снова, и все тщетно.
Мне кажется, в груди все полыхает точно так же, как горит лес. Я готова отдать, что угодно лишь за один звонок от Данила. Но вселенная не готова принять это «что угодно». Скорее всего, даже она не знает, что с моим любимым. Потому что этого не знает никто.
Время тянется бесконечно. Я сижу в столовой, уронив голову на руки. В начале второго мои глаза закрываются, и я впадаю в дремоту. Мне снится пламя и пепел. От дыма в моем сне нечем дышать. Я стою посреди пламени все жду. Даже во сне я жду Данила, но он почему-то не возвращается.
Резкий звонок сотового на столе выдергивает меня из дремоты. Я хватаю его в руки. Это номер Данила.
– Алло, Дань! Дань, ты в порядке? – срывающимся голосом спрашиваю я.
– Кристина, привет. Это Энжи, – слышу голос его сестры, и внутри что-то обрывается.
– Энжи, где Данил? С ним все в порядке? – задыхаясь от волнения, спрашиваю я.
– Не все, – в голосе Энжи звенит отчаяние. – Он дал мне телефон, просил позвонить тебе. Просил, чтобы ты пока не приезжала.
– Почему?! – почти кричу я.
– Он сильно обгорел, Кристина. Руки и грудь. Они уже возвращались, когда упал вертолет. Данил все торопился домой. Он робу и перчатки снял, и тут полыхнуло. Хорошо, что папа был рядом. Он смог сбить пламя.
– Папа?
– Ну да… Он же пожарник в прошлом. Поэтому так не хотел всегда, чтобы Данил в МЧС работал. А когда пожар начался, папа сразу бросился на передовую. Как знал, что Данил в беду попасть может.
У Энжи дрожит голос. Я чувствую, что она плачет.
– Где Данил? Я должна его увидеть, – тихо говорю я.
– В ожоговом отделении. Ты не сможешь его увидеть. До завтра нас не пустят. Так что, будет лучше, если ты останешься дома. Завтра я могу заехать за тобой в школу. Если хочешь, поедем в больницу вместе.
– Хорошо. Я освобождаюсь в час.
У меня дрожат руки. Я поднимаюсь в свою комнату, захлопываю дверь, и медленно опускаюсь на пол. Закрываю лицо руками, и горько плачу. Только сейчас я начинаю понимать, что значит работа спасателя. И фраза отца Данила приобретает совсем иной смысл.
«А ЧТО, ЕСЛИ ТЕБЯ ОДНАЖДЫ НАКРОЕТ ОГРОМНОЙ ВОЛНОЙ? КТО ТЕБЕ ПОМОЖЕТ?»
Его спас отец. Спас, потому что в прошлом тоже был пожарным. Когда он говорил те слова про огромную волну, он знал, что однажды может случиться несчастье. Данил же все время упрямился. Но сейчас я понимаю, что нет ничего дороже его жизни.
Я долго плачу. Потом поднимаюсь с пола и ложусь на кровать. Я просто лежу неподвижно и прижимаю к груди сотовый телефон. Внутри, будто все окаменело. Мне даже кажется, что у меня не бьется сердце. Я все жду звонка от Данила. Как же мне хочется услышать его приятный голос! Но нет. Данил мне не позвонит. Ему не до звонков. Все бы отдала за то, чтобы события последних дней оказались дурацким сном. Увы, это не сон.
К пяти часам утра я забываюсь коротким тяжелым сном, чтобы подняться в шесть тридцать и к семи тридцати быть в школе. На короткие полтора часа мое сознание отключается от жуткой реальности.
Глава 25
В шесть тридцать на кухне я обнаруживаю Борю Смородина.
Он орудует кофеваркой, как у себя дома.
– Привет, – улыбается мне плейбой Тамары ослепительной белоснежной улыбкой. – Кофе будешь?
– Буду, – киваю я. – Ты у нас ночевал?
– Ага. Под всеобщую панику проскользнул мимо вашего всевидящего Карима.
Я все также сжимаю в руке свой сотовый. Я не хочу пропустить звонок от Данила, когда он очнется и сможет позвонить.
– Не звонит? – сочувствующе смотрит на меня Боря.
– Он не может звонить, – качаю головой я. – Он в ожоговом отделении. Если к нему не пускают, он может быть даже в реанимации.
На глаза против воли наворачиваются слезы.
– Хочешь, подброшу тебя до работы? Мне все равно в «Моремолл» ехать, – наливая вторую чашку кофе, предлагает Борис.
– А второй шлем у тебя есть?
– Есть, конечно.
– Ну, тогда подбрось, – соглашаюсь я.
Мы вместе пьем кофе, а потом Борис высаживает меня за два квартала от школы, потому что если учительница младших классов приедет на «Харлее», в школе это расценят по-своему. Сплетен не оберешься.