В результате вместо заплакавшей Марины и пребывающего в глубоком шоке Ланде, по телефону разговаривали Маша и Черри. Будущие же молодые родители встретились только вечером, в кафе на берегу реки, где несколько часов долго и тихо разговаривали. О чем – так и осталось загадкой для всех их друзей, но когда они вышли на улицу, где гулял теплый сентябрьский вечер, обряженный в сюртук, модную в Имперской России шляпу и помахивающий изящной тросточкой, то уже оба точно знали, что сейчас пойдут к родителям Марины, а потом и к предкам Мики.
– Ты только не плачь, – повторял все время молодой человек, успокаивая свою девушку. – Все будет хорошо. Я же тебя люблю.
Все-таки он был благородным человеком.
«С твоим связана буква „Д“. Хороший человек. Чистый, светлый, надежный. Полюбит – на всю жизнь. Ясно вижу тебя, обнимающую его за обнаженные плечи. Крепко».
Я проснулась первой, и сразу поняла, где я нахожусь. От осознания того, что я сейчас лежу в обнимку со своим любимым, окрыляло.
Этим июльским днем жаркие объятия Дениса чересчур сильно согревали меня, прижавшуюся щекой к его груди. Правда, спину мне приятно холодил утренний ветерок из открытого окна, овевающий широкую мягкую кровать Дэна. Одеяло, похожее на кусок летнего облака, едва прикрывало поясницу, поэтому спине и было прохладно.
Я открыла глаза, вздохнула и осторожно, чтобы не разбудить парня, приподняла голову. В голове тихонько, но мелодично музицировал целый сводный оркестр чувств: каждому головастику вручили по инструменту, фиолетовый умело аккомпанировал на белоснежном фортепиано, а зеленый в крапинку затейливо играл на старинной скрипке. Кажется, сегодня им больше нравилось не писать глупые плакаты, письма и растяжки, а показывать свои ощущения через звуки. Ночью я слышала мелодию полета, танца огня и воздуха, а сейчас – умиротворения и свободы.
Я вновь глубоко вдохнула утренний свежий воздух, который откуда-то принес аромат свежей выпечки и горького кофе, и с немым восхищением посмотрела на молодого человека. Теперь уже точно своего молодого человека. Радостно перевернувшись на живот и, болтая ногами, я принялась пристально рассматривать его.
Мой Смерчик! Это мой Смерчик! Мой Дэн, мой Дэнв, мой Денис, моя прелесть, радость, нежность, головная боль и, кажется, средство от всех проблем, неудач и сожалений. Мой личный восторг и мелодия счастья. А-а-а-а-а, он мой! Мой!
Я хотела, как это бывает в любовных романах, со вкусом попялиться на спящего Дениса, и только-только собралась повздыхать над его безмятежно-красивым лицом и погладить по щеке или волосам, контрастно разметавшимся по серебристо-голубой подушке, как он тоже распахнул глаза – то ли еще сонные, то ли слегка пьяные. Мне пришлось спешно отдернуть протянутую руку назад и, перевернувшись на спину, делать вид, что я старательно изучаю звездный потолок. Я так и не рассмотрела ночью занимательную карту светящихся созвездий – все внимание на себя перетянул неугомонный Дэн, и несколько часов для меня существовал только лишь он один, а все остальное скрылось в тумане.
Пару секунд Смерч продолжал меня изучать. А я изредка косилась на него и старалась не улыбаться. Интересно, что он сейчас чувствует? Противное воображение подкинуло мне картинку, как Дэн видит меня, его рот медленно и широко, как у гиппопотама, открывается и издает дикий вопль ужаса, после чего Смерчинский вскакивает с кровати, завернувшись в одеяло, и убегает в неизвестном направлении. Однако реальный Денис только сонно, но очень мило улыбнулся, потянулся – так, что я в который уже раз засмотрелась на его плечи и руки с пропорционально развитыми мышцами – и перевернулся со спины на бок: чтобы лучше меня видеть.
– Малышка, – прошептал он слегка хрипловато, и опять его губы растянулись в улыбке, – очень и очень довольной, – как спалось?
– Нормально, – когда наши взгляды встретились, я вдруг невероятно смутилась.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался он.
– Да. А ты? – ляпнула я, прислушиваясь к ощущениям в теле.
– Я? – у Дэна глаза стали хитрые-хитрые, и он признался. – Я – просто великолепно. Я полон сил, энергии и должен признать, – тут он мне подмигнул, – что тебя можно не кормить капустой, девочка моя. Ты умеешь компенсировать некоторые вещи сполна.
Я смутилась и завернулась в одеяло. Денис выглядел так, словно у него исполнилось самое заветное желание. Почему словно? Оно у него, наглого нежного извращенца, стопроцентно исполнилось.
– Чего на меня уставился? – подозрительно спросила я, переводя тему.
– Мы провели нашу первую ночь, а наутро ты хочешь сказать мне только это? – Смерч притворно вздохнул.
– А что мне надо тебе сказать? Как ты был того… великолепен??
– Хотя бы «доброе утро».
– Доброе утро. Чего уставился?
– Ты неисправима, – вздохнул Смерч и замолчал, поглаживая меня по плечу. Явно знал, что если будет молчать, начну говорить я. И он, как и всегда, оказался прав.