— Встречались? — переспросила Лара, но спустя мгновение в её взгляде вспыхнуло понимание. — В каком-то смысле да. Очень и очень давно. Не волнуйся, сейчас от этого ничего не осталось. Даже воспоминания и те обветшали от времени.
— Тогда почему ты хочешь, чтобы он проиграл?
— А разве я этого хочу? — удивилась Лара, но призадумавшись, вздохнула. — Может, и хочу немного. Но не его проигрыша. А чтобы он хотя бы раз побывал в моей шкуре, — за её печальным тоном скрывалась целая история, и я не могла не признать — мне хотелось её услышать.
— Любопытно, да? — усмехнулась Лара. — Всем любопытно. Но какого чёрта я должна развлекать демонов рассказами о том, что они никогда не поймут?!
— Но я не демон.
— Ты — нет, — её взгляд стал тяжёлым, оценивающим. Спустя несколько долгих мгновений она жестом подозвала к себе официанта, заказала у него что-то и вернула внимание на меня. — Я расскажу. Должна же и мне быть какая-то выгода от нашей дружбы? Тем более, ты человек. Может быть, хотя бы ты меня поймёшь.
История, которую я услышала, оказалась не такой уж и давней. Она, по словам Лары, случилась несколькими годами ранее.
— С Дэем мы познакомились ещё в Нижнем мире. Моя семья присылала меня к нему… иногда. Я из рода суккубов, знаешь ли, — пояснила Лара. — А Дэй… в Нижнем мире у него было много власти. Тогда он дослужился до звания центуриона, а потом и легата, когда получил высший ранг. Командовал легионом духов. И ему часто становилось скучно, — Лара скривила губы в усмешке, но та была невесёлой. — В Нижнем мире не так много развлечений, как здесь, у вас. А те, что есть… В общем, я тоже ему вскоре наскучила. Но моя семья, желая власти, всё равно продолжала отправлять меня к нему, надеясь заручиться его поддержкой. Когда я приходила, он не прогонял, но и не проявлял интереса. Просто ждал, когда я уйду. Так, постепенно мы начали по-настоящему общаться и даже дружить, если это понятие применимо к демонам. А когда Дэя было решено отправить из Нижнего мира в ваш, я, чтобы избавиться от давления семьи, упросила его взять меня с собой. Что было незаконно, конечно же, — улыбнулась Лара. — Но он зачем-то согласился.
Она замолчала, будто прокручивая в мыслях события прошлого.
— Мир людей оказался другим, — продолжила она, наконец. — Слишком другим. Постепенно он забирался ко мне под кожу и отравлял меня эмоциями, которых я прежде не испытывала. Особенно меня поражали люди… Они так отличаются от демонов. И однажды я поддалась вспыхнувшим во мне чувствам. Всего раз, — она улыбнулась вновь, но её улыбка была такой грустной. — Свой
На этот раз пауза затянулась.
— Ему приказали найти моего ребёнка. К слову, тогда ещё нерождённого. Я знала, что так и будет, если о моей связи с человеком станет известно. Наш род не приемлет смешение крови. Поэтому, узнав о беременности, я сбежала. Надеялась укрыться ото всех и спрятать дитя. Наивная, — усмехнулась она. — Наверное, заразилась этим от людей. Дэй нашёл меня уже почти перед родами.
Я похолодела.
— Он убил твоего ребёнка?
— Я не знаю, — ответила Лара еле слышно. — Он забрал его, едва тот родился. И унёс. И я не знаю, куда он его унёс. Сколько бы я ни пытала его, сколько бы ни добивалась. Он не говорит ни слова. Ни что тот мёртв, ни что тот жив. Я только знаю, что это был мальчик, — её глаза заблестели, будто из них вот-вот потекут слёзы. Но Лара успела взять себя в руки. — Поэтому мне так хочется увидеть, как Дэй испытает те же чувства, что и я. Пусть хоть немного побудет в моей шкуре. Он просто никогда не любил человека. Он просто никогда не любил…
— И ты говоришь, что вы друзья? — удивилась я.
— Ты не понимаешь. Демоны не могут оспаривать приказы Владыки. Косвенные — вероятно. Но прямые — нет. Поэтому я его… не виню. Стараюсь, не винить. Но Алиса, разве он не может сказать мне, что стало с моим сыном?! — спросила она, уже не скрывая гнева. — Пусть хотя бы скажет мне правду. Почему он молчит?
Я пожала плечами. За молчанием могло скрываться что угодно. Например, сочувствие. Хотя в случае Дэя для сочувствия вряд ли нашлось бы место. Или такая правда, которую нельзя раскрыть. По тем или иным причинам. Но если бы ребёнок был мёртв, не правильнее и не легче ли было сказать ей правду, чтобы она не страдала в неведении?