Мой Карфаген обязан быть разрушен

Если бы верховникам удалось то, что они хотели сделать, возможно, горбачевская перестройка и не понадобилась бы. Может быть, и без екатерининской бы обошлось… Но ничего не вышло. Единство народа с гвардейскими полками привело к тому, что они все завопили: государыню насильно заставили дать эту подпись! Государыня тут же смекнула, что надо делать, тут же от всего отказалась. В результате Дмитрий Голицын попадает в Петропавловскую крепость, и на этом кончается очередная попытка модернизации.

Анна Иоанновна начинает править совершенно самодержавно. Она правит самодержавно и совершенно по-идиотски, потому что никакой концепции власти у нее нет, а есть чувство, что надо делать то, что хочется.

Начинаются дикие репрессии. Можно сказать, следующий звездный час автократии приходит очень быстро. Но тут Анна, слава Богу, умирает.

Опять царя нет! Проста напасть какая-то. Но у нее остается племянница Анна Леопольдовна, а у этой Анны Леопольдовны знаменитый младенец, будущий Иван Антонович. Этой супружеской чете (там еще герцог Брауншвейгский есть, муж Анны Леопольдовны) она оставляет государство.

Начинается цепочка военных переворотов. Нулевое ГКЧП. Елизавета приходит вовремя и захватывает власть. Елизавета абсолютно не годится на роль реформатора. Об этом и Алексей Константинович Толстой пишет: «Веселая царица была Елизавет, поет и веселится, порядка ж нет как нет», но она, по крайней мере, бережно хранила память об отце, а все его начинания холила и лелеяла. Дело прогресса медленным черепашьим шагом шло в нужную сторону. Уже и канцлер появился. Звучат приятные названия: министр иностранных дел, канцлер. Постепенно мы цивилизовываемся. Правда, Елизавета делами не занимается. Но смертную казнь она отменила. Царица была добрым человеком. Пытку она забыла отменить, руки не дошли, танцевала очень много.

Воюем мы, кстати, непонятно зачем. Влезаем во все европейские войны. Пользы от этого нет никакой, зато расходы очень большие.

Но осталась память о великой Хартии верховников. То, что они пытались дать России, — это была бы Великая Хартия вольностей.

Вникните в нашу ситуацию. Следующие концептуальные деяния будут при Екатерине. Елизавета ничего концептуального не сделала. Она просто продолжала. 1730 год. Попытка дать вольность дворянству. Попытки ввести польскую Конституцию. Попытки ввести те политические порядки, которые были на Сейме, в наш Сенат. Попытка выборности монарха. Великая Хартия вольностей. Когда она в Англии была дана? 1215 год. Вот и вычтите из 1730-го 1215-й, и вы получите необходимость и перестройки, и ускорения. У меня вышла цифра в 515 лет. Это очень большой разрыв. Половина тысячелетия. И Великая Хартия так и не была получена, потому что ее вроде бы и хотели дать, да не получилось. Поскольку верховники потеряли и власть, и свободу, а многие — даже жизнь.

Дальше идет Екатерина. А Екатерина — это уже не модернизация, это нечто другое. Нет, конечно, это — модернизация, но в первый раз мы можем назвать эту модернизацию перестройкой. Первая перестройка в истории России — это екатерининская перестройка. Это уже ближе к концу XVIII века. Почему перестройка? Чем отличается перестройка от модернизации? Тем, что перестройка более лицемерна. Она лицемернее модернизации. Если модернизация направлена на себя и на свои проблемы, то перестройка во многом — это обман общественного мнения, это эпатаж. Она адресована кому-то еще, в частности, Западу. Нужно повесить кому-то лапшу на уши. Во многом перестройки — это тарелки лапши, которые вешаются на уши, при том, что делаются все же и полезные вещи.

Перестройка имеет определенные пределы. Модернизация же никакой активности народа не предполагает и не требует. Петр употреблял для службы тех, кто был хорошо подготовлен, кто знал языки, в князья жаловал из простых лапотных мужиков. Он перемешал всю социальную иерархию. Он делал своими сотрудниками простолюдинов. За ум жаловал в князья. Все правильно. Но он же их не приглашал к совету. Они не были сподвижниками и соратниками. Они были исполнителями.