Мой Кент

Я похлопал Толика по руке и, когда он поднял на меня умоляющие глаза, отрицательно покачал головой, поднялся со скамейки и, как вчера, попрощался с ним сжатым кулаком правой руки, поднятой к плечу.

4

Я лежал на теплом песке под лучами ласкового солнца лицом к морю. Слева от меня возвышалась невысокая темная скала. Над скалой как мне казалось, слишком низко висело небольшое светлое облачко.

Все мое существо было наполнено неизъяснимым блаженством и покоем.

Вдруг, боковым зрением я заметил, что облако начало медленно двигаться в мою сторону и через некоторое время зависло прямо надо мной. Я не спускал с него глаз, испытывая нарастающее беспокойство.

Внезапно из облака появилась огромная загорелая мужская рука, слегка поросшая рыжеватыми волосами. Кисть сжимала рукоять обоюдоострого кинжала с ослепительно сверкавшим на солнце клинком.

Рука с клинком опускалась на меня. Я едва успел откатиться в сторону, клинок по самую рукоять с шумом вонзился в песок и замер. Затем рука покрутила клинок, как бы убеждаясь, что это не моя плоть, и так же шумно и резко выдернула кинжал из песка.

Конец клинка завис над следом, оставленным моим телом словно принюхиваясь и поплыл по нему в мою сторону.

Вскочив с песка я обежал вокруг руки с кинжалом и отпрыгнул как можно дальше в сторону. Цепочка моих следов составила линию окружности радиусом метров шесть.

Рука с кинжалом плыла по кругу. На третьем витке она остановилась в месте, где я прыгнул в сторону. Через мгновенье она плыла по направлению ко мне, несколько увеличив скорость.

Я уже во всю прыть описывал вторую окружность гораздо большего радиуса эгоцентричную первой.

Но рука умнела не глазах и, проплыв всего две трети второй окружности, вновь остановилась в задумчивости. На этот раз время на размышление было короче, она уверенно, без колебаний направилась в мою сторону, совершенно не обращая никакого внимания на следы.

В панике я бросился к морю, влетел с плеском в воду и лихорадочно заработал руками и ногами. Обернувшись я увидел, что рука с кинжалом остановилась в нерешительности у кромки воды.

И тут раздались сигналы точного времени...

С сожалением окинув взглядом свою комнату, с которой я по-видимому расставался навсегда, я вышел в коридор и стал запирать дверь на ключ. Удивительно, но Женьки Баранова поблизости не было. По коридору из кухни осторожно плыла соседка Лена с большой дымящейся кастрюлей держа ее обеими руками за ручки, обернутые небольшим полотенцем. Из-за приоткрытой двери ее комнаты доносилось воркование трехмесячного младенца. Доброжелательно скользнув по мне взглядом и, задержав на мгновение свое внимание на странном сооружении за моей спиной она спросила:

- Далеко собрался, Вадик?

- Да вот Виктору Васильевичу надо кое в чем на даче помочь, - ответил я, прижимаясь животом к двери давая ей пройти. - Ну, в добрый путь и Бог в помощь.

Виктора Васильевича она не знала, честно говоря я тоже.

В три часа мы с Матильдой были у торгового центра метрах в трехстах от того самого дома. Здесь я должен ждать сигнала передатчика и подъехать к дому чуть раньше машины.

Было пасмурно, весь день собирался дождь, но все никак не мог решиться начать.

За мороженым стояла такая же очередь как и вчера. Я подъехал почти вплотную к очереди и обратился к миловидной женщине лет тридцати двух:

- Лидия Гавриловна, возьмите мне, пожалуйста ленинградское эскимо, и протянул ей пятерку.

Она нерешительно взяла деньги пытаясь узнать незнакомое лицо за щитком шлема и через минуту (она стояла в очереди третьей) протянула мне эскимо и сдачу.

- Никак не могу вас вспомнить, молодой человек.

- А вот я вас никогда не забуду, Лидия Гавриловна. - Я придал лицу скорбное выражение и добавил:

- Ах, женщины, женщины, а еще говорят, что мужчины коварны. - Скорбь в моем голосе не имела границ. - Большое вам спасибо за мороженое и дай вам Бог чего хочется. Без очереди.

Устроившись в относительно безлюдном месте и не слезая с Матильды я принялся за мороженое.

Прошло более получаса прежде чем прозвучал сигнал из передатчика. Я тронулся и через минуту был у перекрестка. На проезжей части мостовой стояли три машины - две Волги рядом с парадными дверями подъездов и красная девятка на противоположной стороне. Через затемненные стекла девятки ничего не было видно. В одной из Волг на месте водителя сидел мордастый малый и что-то читал.

Я поставил Матильду не на проезжей части, возле парадной двери у самой стены здания на потрескавшейся от времени узенькой асфальтовой полоске. От пешеходного тротуара ее отделяла полоса земли, на которой по-видимому должны были быть расположены цветочные клумбы.

Скинув на спину шлем, не спеша оглядевшись по сторонам, я направился ко въезду во двор.

По противоположной стороне мостовой приближалась Волга с известными мне номерами и притормозила напротив въезда во двор пропуская встречную машину. Я уже входил во двор, мое появление было по-видимому сигналом для тех, кто находился в лифте.

Пройдя немного вглубь двора, чтобы не попасть на линию обстрела я остановился и посмотрел на часы словно кого-то поджидая.