Мой хищник

И вдруг меня озаряет каким-то светом, уверенностью в том, что я могу сделать: я снова внимательно смотрю на него, в глубину его глаз, будто хочу познакомиться со всеми демонами и зверьми, что обитают на дне его души, и киваю. Киваю уверенно и приглашающе.

Бэд закатывает глаза, будто бы недоволен моим решением, но в противовес глаза его радостно вспыхивают.

Он открывает рот, и я вижу большие клыки.

Мужчина рычит и вдруг вонзает зубы мне в шею.

И я тону…

32

О, Луна… этот вкус ее крови… он невероятен. Это будто снег и зной, вода и пламя. Мое нёбо обжигает от ее ванильного привкуса, и я не могу удержаться, чтобы не расплыться в торжествующей улыбке.

Невероятно.

Неописуемо.

Волшебно.

Мой член зудит от напряжения, бедра дрожат – так хочется пуститься в привычный и резкий, быстрый танец, но с ней, девушкой, для которой все это впервые, нужно делать все аккуратно и точно.

Но как она поняла, как увидела, что мне хочется? Что мне нужно попробовать ее крови именно в этот момент, когда член уже орошен ее каплями?

А полностью обнимаю ее своими руками, пытаясь накрыть голову, укрыть от всего мира, и в то же время впечатать в себя, поставить клеймо везде, на каждом участке ее тела.

— Бэд, Бээд, — стонет она. — Еще, еще…пожалуйста…

И это действует на меня спусковым механизмом, я выпускаю своего зверя наружу. Он уже доволен и сыт – мелкие капельки крови блестят на клыках, которые убираются обратно в челюсть, и потому я с огромным удовольствием внемлю мольбе Джинджер.

Прислушиваюсь к себе, к ней, и понимаю, что не могу причинить ей ни малейшего вреда. Только если своим промедлением.

И тут же ускоряюсь, вбиваясь в ее тело от всей души, на всю длину. Слышу, как отзывается влага между нами, как вибрирует тело Джинджер под моими руками, в предвкушении, и выплескиваюсь своим удовольствием на полную мощность.

И только после того, как понимаю, что она затихает, переворачиваюсь на бок, тяну ее к себе, укрываю одеялом и не даю сделать даже шага по направлению к ванной.

Теперь и навсегда она – моя. Полностью и бесповоротно, до конца моих и ее дней.

Джинджер охает, когда дотрагивается до маленькой отметины на шее.

Я тут же поглаживаю едва заметный укус подушечками пальцев.

— Обязательно было кусаться? — кривит губы она.

— Не смог удержаться, прости, — покаянно говорю, но внутри все поет и цветет от удовольствия.

— Мне нужно в ванную, — вдруг дергается Джинджер.

— Нет, не нужно тебе никуда, лежи, — перехватываю ее легкую руку, кладу себе на грудь, чтобы она слышала успокаивающее биение моего сердца, и это срабатывает. Девушка расслабляется, решив дать себе пару минут для того, чтобы снова перевести дух, и медленно погружается в дремоту.

Глажу ее плечо, задумчиво вывожу пальцем какие-то фантастические узоры на коже. Чувствую ее кожу, прильнувшую грудь, ощущаю приятную тяжесть ноги, которую Джиндж закинула мне на бедро, и думаю о том, что таких волнующих и невероятных впечатлений от секса у меня никогда не было.

И никогда не возникало желания укусить партнершу в шею, чтобы слить ее пульс со своим, опалить нервы вкусом ее крови. Даже с самыми развратными оборотницами, волчицами, в момент наивысшего напряжения, опустошения, зубы никогда не чесались так сильно, как с этой девушкой, которая доверчиво обнимает меня за талию во сне.

Именно в этот момент, когда кровь начинает бурлить в обычном ритме, на меня накатывает понимание того, что я натворил.

Я связал себя самыми прочными узами с этой девчонкой. Самыми прочными и нерушимыми, сделав ее своей парой.

Нужно будет ей как-то об этом сказать, аккуратно сообщить, что теперь…она навечно моя.

Вздыхаю громко, так, что Джинджер беспокойно приподнимает голову.

— Что-то случилось? Все в порядке? — спрашивает она у меня, глядя внимательно и цепко своими прозрачными глазами.

Хмыкаю. Кажется, последний ее вопрос должен задавать мужчина, но никак не девушка, которая только рассталась с невинностью при помощи зверя.

Провожу рукой по ее волнистым волосам, и чувствую, как загораюсь от ее присутствия. Снова и снова.

— Рад, что в день твоего рождения заглянул на огонек, — неуклюже шучу. Но за этой шуткой кроется многое: девушку в любом случае кто-то бы заказал, по ее красивую и неуемную душу отправили убийцу, и его рука бы точно не дрогнула, всадив три оговоренные пули в грудь.

Она ожидаемо морщится, дергается, будто бы пытается уйти. Но кто же ей позволит?

Перехватываю посередине живота, от чего она дергает ногами и руками, и начинает заводиться.

— Тшшш, — шиплю и подминаю под себя. Джинджер, распахнув глаза, смотрит в потолок. — Детка, что случилось – то случилось.

В ее глазах начинают закипать слезы. Черт, с женской истерикой я точно не совладаю. Но у меня для этого есть одно самое действенное лекарство.

Отвожу голову чуть назад, окидываю ее тело жадным взглядом ненасытного зверя, и понимаю, что внизу живота все сразу отзывается на ее аромат, на ее мягкость, на ее упругость и ее настоящий вкус и ритм крови.