— Не дам, — процедил Николай, проходя на своё место.
— Я видел! — вмешался Морозов. — Марина Николаевна написала: «Чисто». А только он всё переписал в один раз — это не дело, так всякий сумеет. Надо каждый день писать как следует.
Николай уже сидел на своей парте, и вид у него был такой, точно не о нём речь. Только по быстрому взгляду, который он бросил на Морозова, я поняла, что он не пропустил ни слова.
После уроков я едва разняла их. Вот уж, действительно, когда у меня руки опустились! Кажется, только что всё наладилось, и вот опять драка, опять всё сначала!
Мне незачем было спрашивать, кто начал первый: Морозов никогда не участвовал ни в каких драках, и сейчас потасовку затеял, конечно, Савенков.
— За что ты его?
— А какое его дело! Чего он суётся, куда не просят?
— Не понимаю. О чём ты говоришь?
— Вы написали в тетрадке «чисто». А он влез: «Это каждый сумеет, надо каждый день чисто писать». Какое его дело?
— Он прав, уроки надо всегда готовить чисто. Но даже если бы ты рассердился за дело, неужели ты думаешь, что колотушки — такое уж хорошее объяснение?
— Так ведь он иначе не поймёт. Это для него самая хорошая наука, — убеждённо ответил Савенков.
— А что бы ты сказал, если бы я стала так учить тебя?
Действие моих слов было самое неожиданное: Савенков поднял голову, посмотрел на меня и широко улыбнулся — и от этого его лицо стало совсем мальчишеским, открытым и простым.
— Я больше не буду, Марина Николаевна, — сказал он. — Вот честное слово, не буду!
Тетради его день ото дня становились чище, и всякий раз он ревниво смотрел, что я написала в конце.
Хорошим классным организатором Коля не стал, мы сменили его. Но последняя парта в правом ряду больше не мешала мне на уроках.
— Савенкова-то вроде подменили — не кричит, не дерётся! — с комическим удивлением заявил как-то Боря Левин.
Николай тотчас ткнул его кулаком в бок. При этом он насупился и покраснел, словно Боря вмешался во что-то глубоко личное, что касалось только его одного.
Борис никогда не оставался в долгу, но тут и он, как видно, почувствовал, что сказал лишнее.
— Не лезь! — крикнул он только, но сдачи не дал.
— Сам не лезь, куда не просят, — веско отозвался Савенков.
Галя
— Скажи, Галя, девочки в вашем классе часто дерутся?
Мы уже кончили работу: я проверила тетради, Галя приготовила уроки, и мы, как всегда, сидели на диване, беседовали.
— Дерутся? — удивлённо переспросила Галя. — У нас в классе никто не дерётся.
— Разве девочки никогда не ссорятся?
— Ссориться — это совсем не то, что драться, — философски заметила Галя. — У нас если девочки ссорятся, они сразу идут и жалуются Зинаиде Павловне, и Зинаида Павловна разбирает, кто прав, а кто нет. Совсем не нужно драться. Это, наверно, ваши ученики дерутся?
Да, ничего не поделаешь: мои ребята чуть ли не всякий спор разрешают кулаками, и я никак не могу отучить их от этого. Но и картина, нарисованная Галей, мне не по душе. «Идут и жалуются»? Нет, это неправильно.
— Расскажите про ваших мальчиков, — просит Галя. — Воробейки, наверно, опять в школу не пришли? Покажите мне Сашину тетрадку. И Васину тоже.
Галя уже знает всех моих ребят по именам и даже различает почерки. Она любит листать тетради, смотреть отметки, близко принимает к сердцу и пятёрки и двойки. Но о своей школе она рассказывать не любит.
…Всё минувшее лето Галя мечтала о школе, с утра до ночи о ней говорила, только о ней и думала.
Школа завладела её мыслями безраздельно. Слова «класс», «учительница», «учебники» она произносила почтительно и благоговейно. Первого сентября Галя встала в пять утра и попыталась тут же отправиться на занятия.
С первых же школьных дней Галя стала умолять бабушку, чтобы ей сшили форму. «У всех девочек есть форма, — говорила она голосом, в котором слышались мольба и требование, надежда и отчаяние. — Зинаида Павловна говорит, если мне не сошьют форму, она переведёт меня в другую школу!»
Домашних, признаться, удивила такая угроза, но форму Гале сшили: коричневое платье и чёрный передник. Она помчалась в школу, как на крыльях. Вернулась Галя после уроков печальная. «Ну как, — спросила я, — что сказала Зинаида Павловна о твоей форме?»
«Ничего не сказала, — скучно ответила Галя. — Чудная какая-то: сама велела, а сама не радуется».
Как-то утром Галю долго не могли добудиться: она не хотела итти в школу. «Почему? — добивались мы. — Что случилось?» Не сразу, с запинкой она рассказала, что Зинаида Павловна велела девочкам дома связать вместе десять спичек. «Я связала, бабушка видела. А в классе нитка лопнула. Я вынула катушку и опять стала перевязывать спички. А Зинаида Павловна посмотрела и говорит: «Ты зачем домашнее задание делаешь в классе? Я тебе поставлю двойку». Я ей объясняю, что просто нитка оборвалась. А Зинаида Павловна говорит: «Девочки, кто видел, как она в классе делала домашнее задание?» Лена подняла руку и говорит: «Я видела». Тогда Зинаида Павловна объяснила всем, что я говорю неправду. Почему же она Лене поверила, а мне не поверила?»
«Подумаешь, важность! — сказала бабушка. — Ну, не поверила, тут беды нет никакой. Одевайся и беги».