Мой класс

Чудесный, счастливый день — радостный и трудный…

И тут, словно пробудившись, я услышала голос Нины.

— Самое счастливое событие в моей жизни? — протяжно говорила она. — А если у меня не было в жизни никаких событий!..

«Конечно! — подумала я. — Вспомнили 9 мая и заговорили о счастье!»

— Ну, не событие, — возразила Люба, — а день, когда ты чувствовала себя очень-очень счастливой.

— А я всегда чувствую себя счастливой, — ответила Нина.

— Я же говорю: очень-очень счастливой, понимаешь? — нетерпеливо повторила Люба. — Не так, как всегда, а особенно счастливой!

Наступило молчание. Я ждала, мне хотелось услышать, что скажет Нина. И вот она заговорила:

— Ладно, только учтите: событий у меня не было. У меня очень обыкновенная жизнь. Но я всё-таки расскажу. Только вам будет неинтересно. Ладно, сами напросились…

Во время войны я работала проводником в поезде. У нас была комсомольская бригада проводников. Мы обучились малярному делу, столярному, слесарному, так что обходились в пути без ремонтной бригады. Ездили мы по маршруту Москва — Новосибирск. В Москву везли военных или командировочных, а в Новосибирск — женщин и детей с Украины, из Белоруссии, ленинградцев. Ребята многие ехали одни, родители у них погибли, и они были такие одинокие, притихшие, печальные, просто сил не было смотреть.

Тогда и решили мы устроить в своём поезде детский вагон и оборудовать его как следует. Когда бригада стояла ещё в Новосибирске на отдыхе, мы сложились, собрали денег и купили игрушек, принесли кто посуду, кто книжки, кто цветы. Нас было двадцать семь девушек, так что вещей набралось много. Потом одна девушка предложила устроить в вагоне подвесные люльки для грудных ребят. В общем, устроили очень хороший вагон: получилось уютно и красиво. На больших остановках бегали за горячей пищей. В вагоне всё время кипел самовар. И потом еще попросили девушек из другой бригады, из ташкентского поезда, привезти нам шерсти и стали вязать ребятам варежки и носки. Мы старались в дороге развлечь ребят — рассказывали им сказки, читали им, пели. И верно, они немножко повеселели, даже улыбаться начинали. А уж это… — Нина замолчала на секунду и потом порывисто договорила: — Знаете, хуже всего, когда малыш до того намучился, что и улыбнуться не может… Да, так о чём я говорила? Ну вот, а потом, по нашему примеру, детские вагоны стали устраивать и в других поездах. И мы были очень рады… Счастливы, — добавила Нина, чуть помедлив.

И так как мы молчали, она сказала извиняющимся тоном:

— Я же говорила, что будет неинтересно…

— Неправда, очень интересно! — горячо сказала Люба. — Очень интересно, Ниночка! — ласково повторила она.

За окном было совсем черно. По правилам дома отдыха, нам давно уже полагалось не разговаривать, а спать. Я смотрела в это чёрное, точно бархатом затянутое окно и думала: вот и об этом надо рассказать ребятам. Ведь это им, двенадцатилетним, всего труднее объяснить, а надо, чтобы они поняли: счастье — не просто в личной удаче, счастье — жить для людей и работать для них, думать и заботиться не только о себе.

Так вот всё, что задевало и радовало меня, я мысленно пересказывала ребятам. Иной раз приходило в голову: не узость ли это, не ограниченность ли? Почему всё в жизни, все свои мысли, встречи и впечатления я свожу к одному? Но нет: ведь это одно и стало в моей жизни самым главным и самым радостным! Я учительница — это самое важное и самое хорошее, что я о себе знаю!

Сентябрь

И снова наступил день, который я всегда обвожу в своём календаре красным карандашом: Первое Сентября! И снова я шагаю по знакомому переулку. Липы ещё не успели растерять своё тусклое золото, и лишь изредка под ногой шуршит сухой лист.

Всё казалось особенно чистым и чётким в это утро: и ровный асфальт, и знакомые дома, и решётка забора, и безоблачное бледное небо. Так бывает, когда смотришь на улицу сквозь только что вымытое к празднику окно.

— Марина Николаевна! Здравствуйте! — услышала я и, обернувшись, увидела Лёшу Рябинина. Он держал за руку брата, семилетнего Петю.

— Здравствуй, Лёша. Да как ты вырос, ты ростом чуть не с меня! А Петя почему с тобой?

— В первый класс идёт, — с гордостью ответил Лёша. — К Наталье Андреевне!

Мы стояли, загораживая неширокий тротуар, и всё улыбались, как в первую минуту встречи. Лёша в самом деле вырос. И у него всё такой же добродушный и деловитый вид уверенного в себе, хозяйственного человека. Петя стоит рядом, чисто вымытый, с аккуратно подшитым белым воротничком. Башмаки его начищены до блеска, голова наголо острижена, глаза широко раскрыты.

Едва мы двинулись дальше, как с противоположного тротуара с громким воплем «Марина Николаевна! Лёшка!» к нам кинулся Боря Левин, дочерна загорелый, с выгоревшими, совсем соломенными волосами.

— Ох, здравствуйте! — говорит он захлебываясь. — До чего я соскучился по школе — прямо еле дотерпел? Вы ещё Селиванова не видели? Он вот такую черепаху притащил! — Борис развёл руками, едва не выронив портфель: черепаха, как видно, была величиной с колесо. — А Горюнов из Артека ракушек навёз, камней всяких!