– Вы ничего не замечаете, а я уже дважды за прошлый сезон расширяла юбку. И здесь опять прибавила, хоть и стараюсь есть меньше, и хожу каждый день до одурения – по часу! Моя реплика в «Сэвидж» – «Это было, когда я еще пыталась похудеть!» – теперь вызовет гомерический хохот.
Она взяла альбом с ролью и стала разглядывать его.
– Вы обнаружили следы исканий моего места в искусстве? – улыбнулась она. – Переписали бы мои подпорки в свою тетрадь: может быть, это приоткроет страшную тайну – работу Раневской над ролью. А тайны, собственно, нет. Есть хаос, который непонятно как складывается в характер. Хаос, без которого роль мертва и нет простора для фантазии.
Я никогда не заведу учеников. Чему их учить, если у меня все не как у людей. Вот говорят: «Знает он роль назубок, разбуди среди ночи – прочтет любой монолог!» А по-моему, это ужасно! Раневская вовсе не обязана держать всю роль в голове. Ежечасно и ежесекундно. От этого с ума сойти можно. Я должна знать ее, только когда становлюсь миссис Сэвидж. Для меня тут и защитная реакция – сохранить свежесть текста, не заболтать его.
Неподражаемая миссис Сэвидж в исполнении Раневской
– А зачем вы переписали роль от руки? В этом тоже тайный смысл? – спросил я.
– Есть, – ответила Ф. Г. – Есть, как ни странно. Пока не перепишу всю роль своей рукой, она не моя. Да и на этих листках из машинки где бы я разместила свои подпорки?!
«Как грустно, когда они улетают!..»
Речь зашла про хиппи – Ф. Г. прочла статью о Вудстокском фестивале в «Театре».
– Я их понимаю. У них нет программы, у них отрицание ради отрицания, анархизм. Но нечто подобное испытала и я. Однажды, когда мне было лет пятнадцать, я, увидав проходившую по улице босую сверстницу (осень, холодно!), бросила ей свои туфли – модные, с тупыми вывороченными носками – фирмы «Вэра», – вот увидите, эта мода скоро вернется.
– Возьми и обуйся, – крикнула я.
Через несколько минут в комнату вошел отец.
– Я видел, что ты сделала, – сказал он. – Но я прошу тебя запомнить: здесь нет ничего заработанного тобою. Ничего.
Как мне тогда хотелось уйти из дома, как все вдруг стало чужим.
Мой старший брат, он погиб на фронте, пошел добровольцем в империалистическую, зашел как-то ко мне в комнату – я тогда еще играла в куклы – ну, мне было лет восемь-девять, а ему четырнадцать, – обвел все глазами и сказал трагически:
– Здесь все краденое. Все краденое.
Он был легальным марксистом и прочитал тогда Пруд она…
– Кто украл? – спросила я.
– Отец, – ответил брат, – и мать.
– Мама не могла украсть, не могла, – заспорила я.
Я ведь, вы знаете, ушла из дома, когда решила стать актрисой. Ушла с одним чемоданчиком. Но мама мне помогала – переводила ежемесячно небольшую сумму.
Фаина Георгиевна с Глебом Скороходовым. Санаторий им. Герцена. Май 1969 г.
Однажды с моим приятелем-актером я зашла в банк и получила очередной перевод – несколько бумажных купюр. Когда мы вышли из массивных дверей, налетевший ветер вырвал у меня деньги. Я остановилась и, следя за исчезающими в вихре банковскими билетами, сказала:
– Как грустно, когда они улетают! – И не сдвинулась с места.
– Да ведь вы Раневская! – воскликнул мой приятель, сразу вспомнив героиню «Вишневого сада». – Только она могла сказать такую фразу.
Когда мне пришлось выбирать себе псевдоним…
– Как псевдоним? – перебил я.
– Никто этого не знает – так давно я переменила фамилию.
– Но я-то, – удивлялся я, – читал вам письма от брата, отправлял ваши послания ему и ни разу не задумался, почему у него другая фамилия!
– Я решила взять фамилию Раневская. У нас есть что-то общее, далеко не все, совсем не все.
О пользе псевдонимов
– Раневская – хорошая фамилия, – сказала Ф. Г. – Звучная и ясная. Это вам не классический «Темирзяев», сразу вызывающий отрицательную реакцию.
Я вот никак не пойму, как можно концертировать с такой фамилией, как «Крыса»?! Увижу на заборе афишу с гигантскими буквами – Крыса и каждый раз вздрагиваю! Я ли человек такой тонкой организации, или тут другая причина, но клянусь: не пойду в консерваторию, где мадам Чехова своим сказочным голосом объявит:
– Чайковский. Концерт для скрипки с оркестром. Исполняет лауреат множества конкурсов Олег Крыса!
Первый раз пьеса Чехова «Вишневый сад» была поставлена на сцене Московского художественного театра в 1904 году. В роли Раневской выступила жена Антона Павловича, актриса Ольга Книппер
Ну не хочу я слышать рядом с любимыми композиторами фамилию, напоминающую грызунов, которых с детства боюсь и не могу видеть.
Ведь до революции, в проклинаемые сегодня блаженные времена, не случайно же все люди публичных профессий – певцы, художники, адвокаты, врачи – думали о своих именах. Мы как-то с Павлой Леонтьевной читали телефонный справочник – какие там фамилии, диву даешься! Но только не у артистов! Ну, нельзя же слушать оперу, где Джульетта – Паскудина, а Ромео – Шкодников! Это просто вам помешает настроиться и на Гуно, и на Шекспира.
Мы смеемся, а Ф. Г. вспоминает записные книжки Ильи Ильфа, которые она нередко цитирует.