Мой ледокол или наука выживать

Началась блокада. Стало голодно и холодно. Появились людоеды. Их узнавали по блеску глаз, по внешнему очень упитанному, виду и расстреливали на месте. Появились и завербованные немцами шпионы. Они покупали людей за кусок хлеба. Папу неожиданно вызвали в «Большой дом» (так называлось Управление НКВД). Отец уже плохо ходил. От недоедания стал дистрофиком. Он еле добрёл до НКВД. Чекист сказал, что в папином цехе раскрыли группу немецких шпионов. Чекист предупредил, что за халатность отца расстреляют по окончании следствия. И временно... отпустил обратно работать. Через неделю нквэдэшники приехали на завод, вызвали отца и сообщили ему, что расстрел отменён. Выяснилось из показаний арестованных, что первой намеченной ими боевой акцией былаликвидация ... Токарского. Он очень мешал этой группе своей активностью.

Голод усиливался. Мама подсовывала папе часть своего пайка. Отец был крупный мужчина. Мужчины гасли намного быстрее женщин. Мама всегда учила нас: «Без папы мы не выживем». Его несколько раз госпитализировали в диспансер для дистрофиков. Там обычно умирали. Но он выживал.

Перед самым прорывом блокады на завод приехал полковник НКВД. Требование было одно — увеличить производство мин для фронта. Проходя по заводу он увидел огромный штабель бракованных мин. Полковник спросил: «Кто ответственный за брак?» Получил ответ, что Токарский. Он зашёл в кабинет к отцу. Вытащил из кобуры пистолет и торжественно сообщил, что он отца сейчас расстреляет. Отец ответил, что, во-первых, он — дистрофик. А во-вторых, еврей. Поэтому уж точно не ждёт немцев. Что же касается бракованных снарядов, то они не бракованные. Контролёры-перестраховщики проверяли их по техническим критериям мирного времени. Отец гарантирует, что ни одна из мин не взорвётся в стволе. Показал свои расчёты. Полковник оказался с инженерным образованием. Он согласился и произнёс следующее: «Если хоть одна мина разорвётся в стволе, я тебя лично расстреляю. Бели этого не случится, получишь орден». Так отец подарил фронту несколько десятков тысяч мин.

Мне иногда так не хватает отца... Хотя я уже сам и отец, и дед. Сесть бы с ним рядом и задать вопросы, на которые я когда-то не успел получить ответы...

Глава 2

ДЕТСТВО

Я родился 2 июля 1945 года. И был четвёртым сыном моих родителей. Насколько я знаю, были братья старше меня на 12 лет, на 8 лет (Боря) и на 4 года. Что стало с двумя старшими моими братьями, я не знаю. Предполагаю, что они погибли в блокаду. Мама категорически отказывалась говорить на эту тему, не отрицая самого факта существования братьев.

Мои первые детские воспоминания относятся примерно к шестилетнему возрасту. Рядом с нами через стенку в маленькой комнатке жила украинская семья. Вера Степановна и Николай Гаврилович с сыном Борисом. Николай Гаврилович был пьяницей и хулиганом. Он часто бил свою жену. Она на следующий день ходила по квартире с синяками. Это было время насаждаемого сверху антисемитизма.

Евреи чувствовали свою беззащитность. Однажды Николай напился и долго ходил за стенкой, во весь голос проклиная евреев, вспоминая Гитлера, и тому подобное. Потом он неожиданно вышел из своей комнаты, подошёл к нашей двери и стал орать: «Где эти проклятые жиды! Дайте мне вилку, я этой поганой жидовке глаза выколю!» Это про маму. Она, бледная и испуганная, стояла около меня. Мне было очень, очень страшно. И я беззвучно плакал. Отец стоял около двери. На лице его была написана ярость. Мама шептала: «Натан, не надо». Потом Николай начал сапогами выбивать нашу дверь. Удар за ударом. Крючок на двери стал прогибаться. Отец пошёл за шкаф, вытащил топор и поставил его около дверей в простенке. У мамы округлились глаза. Отец, резко отбросив крючок, рванул на себя дверь и нанёс жуткий, жестокий удар Николаю в лицо. Удар был настолько сильным, что Николай прошиб своим телом дверь в тамбуре, затем выбил дверь вместе с крючком у соседа и упал там на пол. Он мгновенно отрезвел и произнёс, лёжа на соседском полу: «Натан, ты что, я же пошутил».

Советская власть вошла в историю своим необыкновенным изобретением. Это изобретение называлось коммунальная квартира. Я родился и вырос в одной из них. Квартира находилась на 6-ой Линии Васильевского острова. В ней было восемь жилых комнат и одиннадцать квартиросъёмщиков.

Квартиросъёмщиков было больше, так как в некоторых комнатах жило несколько семей. В квартире был демократически выбран ответственный съёмщик. Его обязанности походили на функции мирового судьи, решения которого принимались безоговорочно. Ответственным съёмщиком, конечно, стал мой отец.