Правительство делало всё, чтобы разубедить или запугать евреев. Отпускали их только по одной формальной причине — объединение семей. В основном, отпускали людей с периферии России, из Грузии, из Прибалтики, из мусульманских республик СССР. У евреев Москвы и Ленинграда практически не было шансов выехать. Совсем не выпускали евреев, имевших какой-то доступ к тяжёлой и военной промышленности. Людям искусства, культуры, личностям, хорошо известным как в Союзе, так и за рубежом, чинили особые препятствия. Власти приняли тактику запугивания евреев, состоящую в том, что выбранный ими человек, который имел влияние на определённый слой населения, подвергался гонениям и унижениям на глазах у всех. Такого человека и его семью лишали работы, лишали средств к существованию, делали его жизнь невыносимой. Очень часто этих людей ломали и превращали в стукачей. Когда человек обращался за визой на выезд из СССР, рассматривалось несколько возможностей. Прежде всего — нужно ли с ним возиться и что это может дать государству. Если человек был слабым, неопытным бойцом, или его семейное положение было сложным, его квалифицировали как достаточный потенциал для запугивания и использования. Если готов дать бой и принять на себя все его последствия, то
вопрос решался просто — выпускать, выгонять, сажать в тюрьму или убивать. Я должен был относиться ко второй категории.
Моя неудачная семейная жизнь навсегда оставила в душе незаживающий шрам. Я не хотел жениться после армии. Я вообще не хотел жениться.
Моя мама, увидев то, что она получила в моём лице после армии, очень испугалась. Она решила, что единственный способ вернуть меня к жизни — это женить. Мама устроила примитивный капкан, в который меня и занесло. Вина за всё ложится только на меня самого, и я единственный человек, которого надо за это винить. У меня были очень слабые понятия о женской психологии. С моей точки зрения это были странные нелогичные существа с неадекватной реакцией. В голове существовала искренняя вера в то, что, уживаясь в матросском кубрике с 35-ю мужиками, жить на свободе в одной комнате с одной девчонкой я и подавно смогу. Вот в этом-то и заключалась ошибка. Я свято верил, что если жену квалифицировать как друга, с которым всё делится поровну, включая домашнюю работу и обязанности, то можно прожить с кем угодно. Ведь уважение святости жизненного пространства друга всегда было первым и неоспоримым законом общежития, в который я верил. Взаимное уважение и взаимопомощь — второй необходимый закон совместной жизни. Женский мир казался мне загадкой. Опыта общения с женщинами у меня не было. Ещё в третьем классе, когда в нашу мужскую школу перевели девочек, меня это обстоятельство возмутило до глубины души. Я решил отстаивать наши законные права на мужской туалет, переданный в пользование женского пола. Во время перемены я забаррикадировал дверь туалета снаружи и достойно держал оборону, пока не появился директор школы, Иона Алексеевич. Он торжественно, в очередной раз, препроводил меня «под глобус» в своём кабинете.
В одиннадцать лет, когда мы были на даче в «Солнечном», соседка Надя, старше меня на два года, позвала нас с другом в самодельный шалаш. Там, раздев обоих, она проявила огромный интерес к нашим мальчишеским «причиндалам», проведя геометрические сравнения между мной и Павликом. В знак благодарности на наше согласие выполнить её просьбу, она продемонстрировала свою интимную собственность. Она предложила попробовать всё по-взрослому, по-настоящему. Мы с удовольствием попробовали по очереди. Я ничего особенного не почувствовал, кроме чисто физического облегчения. Надя дрожала, как пьяная, и что-то нечленораздельно мямлила, не отпуская меня. Я даже испугался. Это была моя первая женщина.
Кроме нескольких случайных романов в 12,13,14 лет, которые, с моей точки зрения, были в большей степени уроками наглядной анатомии, в той бурной юности ничего серьёзного не происходило. В 15 лет я влюбился, но — неудачно. Мою королеву звали Наташа. Она жила на 5-й Линии и была ослепительно красива. К несчастью, её отец оказался генералом. Когда ему стало известно о нашем романе, он сказал своей дочери: «Только еврея нам и не хватало». На этом вся наша любовь закончилась.
После армии всё было проще и прозаичнее. Моё молчание и жёсткость характера притягивали женщин, как мух к липкой ленте. Женщины менялись постоянно, они появлялись и исчезали, а я оставался. Как-то раз заметил, что обои за кроватью на большом куске выглядели так, как будто разъедены молью.
Приблизившись, я очень удивился. Оказывается, мои боевые подруги переписывались друг с дружкой, лёжа в моей постели. Они даже назначали друг другу встречи и обменивались впечатлениями о моих способностях...