— А выучить слабо? Если каждого препода в ресторан водить, сама с голоду ноги протянешь.
— Я учу! Всех этих экзистенциалистов, будь они неладны, повыучила, только, — Настя тяжело вздохнула.
— Что только? — дожимал подозреваемую Ванек.
— Я над ним прикололась при всех… пару раз. Он на меня зуб имеет.
— Шутница ты наша. А знаешь, что обычно после ресторана предполагается?
— Поедим, то есть он поест, а я чайку попью, да разойдемся.
Ванька сокрушенно покачал головой.
— Насть, ресторан постелью заканчивается. Тебе тетеньки взрослые не рассказывали?
Настя представила худощавого лопуха-аспиранта в роли коварного распутника и хохотнула, два образа в один никак не хотели сходиться.
— Да, ладно, какая-там постель. Пусть только попробует предложить, я ему все его суши на голову одену… и пойду в супермаркет на кассу работать, тоже неплохая профессия, при харчах.
— Давай я с тобой схожу, сам все улажу.
— Нет, Вань, я сама все улажу. Ты мне деньги одолжишь или нет?
— Одолжу. Тебе наличкой или перевести?
— Лучше наличкой, а то вдруг мама перевод случайно увидит, начнет допытываться.
— Тогда банкомат пошли искать, дегустаторша и двоечница.
Назад пошли напрямик через парк, грязь неасфальтированных дорожек навязчиво обнимала обувь. Настя испуганно жалась к Ваньке вглядываясь в черноту неухоженных кустов, прижимая рукой карман, где хрустела новенькая купюра.
— Нам по башке здесь никто не даст, пять тысяч — это тебе не сотка, — оглянулась девушка по сторонам, — а то я как-то трезвею.
— Это хорошо, пока дойдем, будешь трезвая как стеклышко. Мелочь, ты лужу не видишь или думаешь у тебя резиновые сапоги на ногах?
— Темно же. А почему мы так быстро идем, я за тобой не успеваю?
— Время час. Мне завтра на работу, то есть уже сегодня.
— Ты добрый, — улыбнулась Настя, — добрый и красивый.
— Ну, для пацана так себе комплимент.
— А когда злишься, похож на моего резинового песика. У меня в детстве такой был, насупленный и с длинными ушами, а когда на него нажимали, он пищал, у него в попе дырочка была.
Настя опять рассмеялась, прижимаясь лбом к Ванькиному плечу.
— Никогда пьяных девок провожать не доводилось. Не знал, что это такая морока. Настя, лужа!
Перехватывая спутницу в полете, он поднял ее на руки и понес, лавируя между лужами и выбоинами.
— А ты с Иркой целовался? — спросила Настя, обнимая Ивана за шею. — Мне для исследования нужно.
Ванька молчал.
— Вань, ты же матерый волчище, сам все знаешь, тебе эту Ирку соблазнить — нечего делать, зачем ты ко мне за помощью подкатил? А?
Она почувствовала, как под рукой напряглась его шея.
— Ты уж определись, я песик или волчище.
— А я знаю зачем. Поставь меня, пожалуйста.
— Здесь грязно, а ты в лужу упорно лезешь. Ничего ты не знаешь.
— Знаю. Ты решил мне отомстить за то, что я тебя отшила. Крутишься вокруг — кофе, цветы, на руках вот носишь, для курсовой материальчик готов подкинуть, а все, чтобы я на тебя запала, и поняла бы, какого классного пацана упустила и рвала на себе волосы от злости. Да?
— Волосы рвать не надо, у нас блондинок настоящих мало. И как там у меня по плану, все получается? — Настя не могла различить в темноте его выражение лица, но знала, что сейчас на знакомых губах гуляет противная ухмылочка.
— Ничего у тебя не получается, бросай эту затею. Мне такие как ты не нравятся.
— Это какие же?
— Волчищи, я таких боюсь. Вы девочек кушаете и не давитесь.
— Насть, какой у тебя бардак в голове, как в моем шкафу.
— Не бардак, а рабочий беспорядок, у меня все под контролем.
Парк закончился, вон и дом. На шестом этаже в окошечке укором гулёне горит свет. Ванька поставил свою ношу на землю.
— А что ж ты, профессионалка, не расспросила меня в подробностях, как я к девчонке подкатывал да что говорил, да как она реагировала. Ты что в курсовой писать будешь? Сочинять от балды? А я тебе скажу, почему…
— Просто у меня сейчас философией голова забита, — поспешила перебить Настя, — а потом ты мне все расскажешь, как договаривались. И даже можешь рассказать, как вы целовались, мне вот ничегошеньки не будет.
— Ну-ну.
Она долго пыталась попасть по кнопкам домофона, пальцы не слушались.
— Ой, как мне сейчас влетит. Папа, наверное, уже спит, и защитить некому будет, а эти двое как накинутся.
— Пошли, ты что Кольку боишься? Да он сам под утро приходит, — Ванька потащил ее в подъезд.
— Что положено Юпитеру, то не положено сестре. Ты, Вань, иди. Я сама пешочком, — она шагнула к лестнице.
— На лифте поедем, — схватил ее за руку Иван, ладонь у него была теплая. А лифт где-то гудел вверху, но никак не хотел спускаться.
— Он только на восьмом, я пешком.
— Стоять. Я не пойму, ты в лифте со мной боишься ехать? — хмыкнул Ванька.
— Ничего я не боюсь, — Настя вырвала руку и засунула ее в карман.
— А зря.
— Чего зря?
— Зря не боишься, я сейчас приставать буду.
— Чего ты будешь делать? — округлила Настя глаза.
Двери лифта с шумом открылись.
— В волка и Красную Шапочку играть будем, — он подхватил ее за талию и внес в кабину.
— Ой, мамочки! — пискнула Настя.