Мой личный Галатей (СИ)

— Так в этой фразе нет буквы «ф», — неуверенно полетело ей в спину.

— Я не могу вам раскрыть все профессиональные секреты.

Дверь мягко закрылась.

— АП, ну ты даешь! — хихикнула Лиза.

Подруги шли по широкой залитой весенним солнцем улице, перепрыгивая через журчащие ручейки.

— Это ты даешь. Как я могла догадаться, что шары и лучи — это бытие?

— Ну, бытие — это все вокруг нас, — Лиза опять очертила круг. — И мы оттуда черпаем информацию для сознания.

— Да-а, до этого даже знатоки не додумаются! А написать на листочке нельзя было?

— Так Игорек бы заметил, и меня мучить стал. Насть, про девицу эту правда по почерку разглядела?

— Нет, конечно, — довольно хихикнула Настя, — Я же не гадалка. На кафедру сегодня случайно зашла, а там секретарша Людочка с новенькой лаборанткой треплются. Людочка говорит, мол, что ты теряешься, куй железо пока горячо. Игоря Борисовича очередная смазливая кукла бросила, ушла к какому-то качку, так самое время подкатывать. Так что, может я сейчас новую ячейку общества создала, найдут друг друга два одиночества.

— Блин, а я тебе поверила и Игорек, похоже, тоже. Как ты теперь экзамен сдавать будешь?

— Так не он же принимать будет, а профессор Катасонов. Прорвемся, — Настя улыбнулась разомлевшему на тротуаре коту. — Ладно, побегу я. Нам сегодня еще Ивана-дурака из армии встречать. Братец уже два сообщения прислал, чтобы я не копалась.

— А кто такой Иван-дурак?

— А это друг Колькин, тот, что спрашивал: «А, так ты на психолога учишься, ну и кого у вас больше „психов“ или „олухов“?» Умный так шутить будет?

— Нет.

— Вот, я и говорю «Иван-дурак».

1.2

После окончания вуза кто как мог, стал отмазываться от армии: Колька поступил в аспирантуру, у Мишки обнаружилось «застарелое» плоскостопие, Серега ездил за двадцать пять километров в сельскую школу, учить детишек физике. Почему двухметрового здоровяка-баскетболиста Макса не призвали, не знал никто, всякий раз, когда к нему приставали с настойчивыми расспросами, он умело переводил разговор на другую тему. Из всей тесной компании только Ванька, получив на руки диплом политеха, пошел отдавать долг Родине, за это Настя его уважала, а так бы ни в жизнь не пошла встречать на вокзал. Друга брата она тихо недолюбливала.

Когда Колька был еще резвым подростком и стремился удрать из дома, всякий раз его догонял суровый мамин окрик: «А довесок взять?» Довеском родители насмешливо именовали Настю, когда хотели всучить ее под надзор братца. Тринадцатилетний Колька долго возмущался, тяжело вздыхал, но все же тащил счастливую семилетнюю сестру то на стадион, то в парк. Настя понимала, что является для брата досадной обузой, и старалась не мешаться под ногами. Она тихонько сидела в сторонке, наблюдая как мальчишки играют в футбол или катаются на скейтах, не стучала родителям (хотя очень хотелось) о том, что пацаны пробовали пиво или ругались матом. Словом, максимально сглаживала дискомфорт. Ей нравилось быть и внутри, и одновременно как бы немного в стороне от чужой жизни, наверное, именно тогда она и решила стать психологом.

Мальчишки привыкли к ее тихому присутствию, называли Малой, Малявой, Мелочью, угощали конфетами и чипсами. Вслух завидовали Кольке, что у него такая послушная сеструха, припоминая своих несносных братьев и сестер. В общем были вполне спокойно и миролюбиво настроены, все, кроме Ваньки. Для него Настя стала излюбленным объектом остроумия. Он умело играл на ее природной стеснительности, как на скрипке.

— О, Мелочь, а ты жениха себе уже нашла?

— Нет, — краснела девочка.

— Как не нашла, уже надо искать? Мужиков надо в детском саду расхватывать, а то потом не хватит. Эй, пацан, — кричал он какому-нибудь розовощекому карапузу, — поди сюда! Да не бойся. Невеста нужна? А то у нас есть блондиночка голубоглазая.

Карапуз сломя голову удирал, а Ванька начинал безудержно ржать.

— Эх, Мелочь, придется тебе в девках куковать, — подмигивал он пунцовой от смущения Насте. — Ну, ты не переживай. Раз желающих нет, я так уж и быть, как вырастишь, на тебе женюсь. Как думаешь, я в мужья подойду?

Настя молчала, но в глубине наивной детской души испытывала робкую радость. Ванька был очень симпатичным малым: правильные черты лица, резкий полет бровей, хитрые зеленые глаза, по-детски еще кривоватые, но белоснежные зубы, и появляющаяся от улыбки забавная ямочка, на правой щеке. Мальчишка — мечта. Какая не захочет такого жениха?

Настя тайно уже считала Ваньку своим возлюбленным, как вдруг он появился во дворе с какой-то кареглазой широкопопой брюнеткой.

— Даша, — самодовольно представил он друзьям свой трофей.

Настино сердце было разбито.

— Привет, Мелочь, — подмигнул он ей как ни в чем не бывало.

— Привет, Иван-дурак, — впервые обозвала она его.

— Ого, — не понял Ванька, — с чего это я дурак?

Но Настя, ничего не ответив, убежала рыдать.