С того момента, как мне в руки попал дневник Уилла, я считал, что вдохновение для своих записок он черпал в вине: в глубине души я не верил, что он свихнулся и все перехлесты его творчества относил влиянию алкоголя, который, очевидно, привел к депрессии и расстройству фантазии. Когда я сказал об этом Бернштейну, он засмеялся мне в лицо: - Старина, пол мира страдает сегодня от депрессии, но никто еще не нес подобную горшечную, я извиняюсь, белиберду. Бернштейн по-прежнему настаивал на своем и под его мощным прессингом я почувствовал даже однажды нечто вроде сомнения. С иными из героев Уиллова дневника я познакомился лично, но никто из них ни разу не упоминал старике, и тем более про его чудо-горшок. "Кто знает, - мелькнула у меня предательская мысль, - может быть, Бернштейн прав и к петле Уилла толкнуло сумасшествие, а не рука наемного убийцы?" Между прочим, когда я впервые привел Уилла в "желтый дом", уважаемый доктор склонялся к мысли, что пациент наш к психиатрии имеет весьма отдаленное отношение. - Делать тебе больше нечего, - с усмешкой сказал он мне тогда, - как нянчить разных алкашей.
2