Она хотела отодвинуться, но Макс не дал. Он прижал ее к себе и стал гладить по волосам.
– Прости, не мне говорить о твоей супружеской жизни.
Эйнджел постепенно успокоилась. Никто и никогда ее так не ласкал, и никому еще она не хотела так довериться, как Максу.
– Мой муж Джон Фредерик… – Макс порывисто вздохнул, что было, конечно, странно, но Эйнджел как-то не обратила на это внимания. – Джона Фредерика выбрал папа, – продолжала она медленно. – Он знал его как человека порядочного, которому можно доверить мое состояние. В этом папа был прав, но в остальном… Джон Фредерик был младшим сыном,[10]
понимаешь, и хотя он был доволен тем, что владеет моим состоянием, но чувствовал себя уязвленным из-за того, что я унаследую баронский титул, а он так и останется достопочтенным Джоном Фредериком Уортингтоном. Вот он и отыгрывался на мне.Макс прижал ее к себе еще крепче, продолжая гладить по голове.
– Он бил тебя?
– Н-нет. Не сразу. Он даже не повышал голоса, но его холодное бешенство нагоняло на меня ужас. Я была уверена, что он меня ненавидит. Это когда он стал выговаривать мне за то, что я никак не могу забеременеть. Говорил, ему нужен сын, чтобы унаследовать баронство. А обо мне и речи не было. Ему нужен был
Он приходил ко мне каждую ночь, когда бывал дома, даже когда я… Говорил, это мой долг. Два раза я теряла сознание, потому что… когда он… Прошло три года, как мы поженились, и он привел врача, обследовать меня. – Эйнджел передернуло. – И еще повитуху. Я… я просто не могу рассказать, как это все было. Они сказали, что я, наверное, бесплодна, хотя, может, и забеременею, если долго стараться. Врач назначил мне режим. – Эйнджел тяжело вздохнула. – Никакой верховой езды, никакого напряжения, ни вина, ни жирной еды и никакого общения ни с кем, чтобы не волноваться. Последний пункт добавил сам Джон Фредерик, – сказала она с горечью.
– А твой папа?
– Папа не мог вмешиваться в отношения между мужем и женой. Он расстраивался, видя, что происходит что-то не то, но ничего не мог поделать.
Макс прижался губами к ее лбу.
– Эйнджел, ты не обязана все это мне рассказывать, это слишком тяжело для тебя, я же вижу.
– Нет-нет, я никому об этом не рассказывала, но должна обязательно кому-то рассказать, это гложет меня.
Он кивнул – Эйнджел это почувствовала.
– Хорошо, давай изгоним твоих демонов, – прошептал он, крепко ее обнимая.
– Джон Фредерик нанял повитуху, чтобы та следила за мной. Это была та самая, что приходила с врачом, ужасная женщина. У нее были огромные руки, всегда грязные. Даже по утрам от нее несло виски. Она заставляла меня есть такое, чего ни один нормальный человек есть не станет. И каждый раз, когда… становилось ясно, что я не беременна, она набрасывалась на меня с руганью и говорила мужу, чтобы еще сильнее ужесточил мой режим. А потом произошло… Повитуха сказала, что я наконец понесла. Два месяца она подождала, чтобы быть уверенной, а потом сказала Джону Фредерику. Меня уложили в постель, как какого-то инвалида, и разрешили вставать и ходить по комнате не больше получаса в сутки. Я была словно в заключении. Но я согласилась бы и не на такое, только чтобы родить ребенка.
Она сглотнула.
– Но я потеряла ребенка, и это… я была просто в отчаянии. А повитуха обвинила во всем меня, сказала, что мне никогда не выносить ребенка, я все равно что бесплодна. Когда Джон Фредерик узнал об этом, он как будто помешался. Прибежал ко мне в комнату, всех выгнал, даже повитуху, и стал стегать меня… кнутом.
– О господи, Эйнджел…
Она приложила палец к его губам.
– Это было единственный раз. Сейчас-то я понимаю, на самом деле он был не таким уж и чудовищем.
– Всех-то ты готова простить.
– Да нет, Макс, он не хотел бить меня, да и бил недолго. Потом как будто опомнился, увидел, что он делает, бросил кнут и выбежал. А на следующий день его принесли на носилках. Он под ливнем скакал верхом, и жеребец сбросил его. Раненный, он пролежал несколько часов, пока его не нашли, заболел воспалением легких и умер.
– И поделом!
– Папа помог мне снова более или менее наладить свою жизнь и посоветовал не торопиться снова выходить замуж, сказал, что последнее слово будет за мной. – Эйнджел тяжело вздохнула. – А потом он умер.
Макс прижал ее руку к своей щеке, и ему показалось, что у нее мокрые пальцы. Он поднес их к губам – они были соленые.
– Милая моя, – пробормотал он, не зная, что еще сказать, чтобы утешить ее. Такие страдания и такое мужество… И теперь, когда больше нет мужа, обижавшего ее из ночи в ночь, она отдалась, возможно, один-единственный раз, какому-то неизвестному любовнику – и забеременела. Какая ирония судьбы.
Он не даст ей погибнуть. Найдет этого любовника и силой приведет его к алтарю, даже под дулом пистолетом, если понадобится. Ну а если любовник не найдется, есть Пьер. Надо только ее как-то уговорить…
Но что, если Пьер окажется не лучше этого паршивца Джона Фредерика? Ее нельзя подвергать еще одному такому испытанию.