Мой любимый – муж сестры

А меня колышет в мягкой истоме автомобильной качки, и весь мир кажется таким близким и доступным – потянись и достанешь что угодно, хоть взрослую независимость, хоть неземную любовь! И подумаешь, Артём. Пф-ф! Тоже, принц нашёлся. Да пошёл он… Да пошли они все! Как будто я и сама не знаю, что мне нужно…

– Крылова, ты спишь что ли?

Снова выныриваю из обволакивающей дрёмы.

– А?

– Бэ! Я говорю, думал покуролесим с тобой. Ну, там, тоси-боси…

– Дурак ты, Тарасов! Хотел бы куролесить – куролесил бы уже, а не бровями мне тут мигал…

Кусок воспоминания врывается в голову пулей, заставляя едва ли не вздрогнуть. Поднимаю испуганный взгляд на Антона, но он смотрит на Абрамову и мотает на пальце колечко брелока с ключами. И Янка пока не видит то, что вижу я – его щека расцарапана.

– Если эта овца не даст сейчас свой телефон, то будет и драка! – приосанивается Абрамова, кокетливо стреляет в Тарасова глазками. – Она нас вчера снимала, прикинь? И слила видос директрисе!

Антон на мгновенье зависает, и лицо его начинает вытягиваться.

– Что, реально слили? – Переводит взгляд на меня: – Ты?

– Нет конечно! Когда бы я это делала? И на хрена?

– Резонно. Слышь, Абрамова, – взгляд снова на неё, – на хрена бы она это делала, если и сама надралась, как падла?

– Ну так она себя и не снимала, ты что думаешь! Всех засветила, кроме себя.

– Пруфы есть?

– А то! У директрисы в ноуте. И, наверняка, у этой в телефоне. Если не удалила уже, конечно.

– Ну… Тоже резонно. Слышь, Крылова, просто покажи телефон.

– Идите вы знаете куда, – пячусь я, но упираюсь спиной в девчонок. Оговорочка «если не удалила уже» говорит сама за себя: при любом исходе виноватой останусь я. – Я ничего не снимала и никого не сливала. И если вы не отвалите, то я… Я…

Немая сцена, словно они все ждут что же «я», а я… Я не знаю, что «я». К директрисе точно уже не побегу.

– Иди сюда, – Антон вдруг увлекает меня в сторону, скрываясь от девчонок за ряды с одеждой. Смотрит в лицо так хмуро и внимательно, что я чувствую себя едва ли не на допросе в полиции. Вот уж не думала, что он так умеет. – Давай как на духу, твоя работа?

– Нет, – мотаю я головой, и вместе с мгновенно проснувшимися молоточками «тук-тук-тук» по мозгам, меня обдаёт очередной волной…

– Да блин, уймись ты уже, Крылова! – ржёт Тарасов, и, одной рукой держа руль, второй пытается утрамбовать меня обратно на заднее сиденье. – Потерпи, сейчас местечко потемнее будет, тогда.

Я тоже хохочу, но всё-таки перестаю пытаться обнять его прямо здесь и сейчас. Вся эта возня такая весёлая, что мне кажется, будто парю в каких-то радужных облаках. Не надо ни о чём думать, ни о чём переживать, ни на кого обижаться… Мне так хорошо и свободно, что хочется улететь! И я лечу, лечу… Но просыпаюсь вдруг от прикосновения холодных рук к груди:

– …Так, блин, как это у тебя тут расстёгивается вообще?.. Приподнимись, слышь? Неудобно так…

Эта очередная волна воспоминаний подкрепляется плотным знакомым ароматом от склонившегося сейчас надо мной Тарасова, и я словно ощущаю вдруг лицом тепло его шеи и колкость обветренных губ на своих щеках…

– Аллё, Вероник! – возвращает меня в реальность голос. – Тогда как ты объяснишь, что на видосе есть все, кроме тебя?

– Понятия не имею! Я и видоса-то самого не видела.

Тарасов ещё пару минут смотрит на меня пристально и кивает:

– Ладно, пошли!

Выволакивает обратно к девчонкам, ставит перед ними.

– Короче, отвалите, это не она.

– Да ладно! – вскидывается Абрамова, – а кто тогда?

– Не знаю. Но не она.

– Да с чего ты взял? Где доказательства?

Тарасов окидывает меня очередным хмурым взглядом и пожимает плечом:

– На доверии.

– Нормально… – возмущается кто-то из девчат, а Янка поджимает губы:

– Доверии? А ты, Антош, не попутал, случайно? Не боишься, что Смирнова о твоём «доверии» узнает? Из того же самого видоса, между прочим! Там и с тобой много интересного!