Мой любимый пианист

У Николаса было такое ощущение, словно его кто-то ударил. Одно дело — подозревать что-то, и совсем другое — услышать признание единственного человека, который знал правду. Он сидел на стуле, потрясенный, когда Серина наконец подняла голову и со слезами на глазах посмотрела на мужчину.

— Прости меня, Николас, — выдавила она. — Мне так жаль…

— Тебе жаль, — тупо повторил он.

— Я не хотела причинить тебе боль, правда, не хотела, чтобы все так вышло… То, что я сделала… было неправильно. Но не намеренно.

— Не намеренно, — снова повторил Николас, пытаясь вернуть контроль над своими чувствами, которые волной поднимались в его душе. Уже вовсе не ярость, нет. Ее место заняла глубокая печаль и чудовищная пустота.

— К тому времени, как я узнала, что беременна, — плакала Серина, — свадьба уже была на носу, и… и у меня не хватило смелости все испортить.

— Ты должна была сказать мне, — безразлично произнес он.

— Да. Должна была.

— Но ты этого не сделала.

— Нет.

— Ты не любила меня. Ты любила его.

И снова Серина замолчала, качая головой.

— Ты знала, что Хармон не может иметь детей, когда пришла ко мне? Ты сделала это для того, чтобы дать ему ребенка, которого у него не могло быть?

Николас видел, как потрясли ее эти слова.

— Нет! Нет! Я бы ни за что так не поступила! К тому же я тебе уже сказала, Грег мог иметь детей! Просто это было… проблематично.

— В таком случае откуда ты знаешь, что она моя?

— О, боже… — всхлипнула Серина и схватила горсть платков из ящика кухонного стола. Она отвернулась от мужчины и высморкалась.

— Я жду ответа, Серина, — напомнил Николас, с трудом заставляя себя быть терпеливым.

— Я знала с самого начала, — созналась она. — Я… я не спала с Грегом в последние два месяца перед свадьбой. Он хотел сделать нашу брачную ночь особенной.

— И как, получилось? — горько спросил Ник.

— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.

— Ты ответишь на любой вопрос, который я задам. И сделаешь все, о чем я попрошу. Иначе ты знаешь, что произойдет. Я всем в Роки-Крик расскажу правду, и мне плевать, что с тобой будет.

— Ты бы никогда не смог так поступить. Ты не настолько жесток!

— Откуда ты знаешь? Как ты уже говорила, теперь мы совершенно не знаем друг друга.

— Чего ты хочешь, Николас? — со страхом спросила Серина.

— Это зависит от того, чего хочешь ты. Расскажи все подробно, Серина. Тогда, по крайней мере, я буду избавлен от иллюзий на твой счет.

— Я… я не хочу, чтобы ты кому-либо говорил об этом. Никогда. Я хочу, чтобы ты сохранил мой секрет. Не ради меня — ради Фелисити. И ее семьи. Ты, наверное, заметил, как сильно ее любят родители Грега. Ты разобьешь им сердце — и Фелисити тоже, — если скажешь, что мой муж не был ее отцом.

— А как же мое сердце? Или ты думаешь, что его можно безнаказанно разбивать?

— О, Николас, Николас, прошу, будь честен! Пострадало только твое самолюбие! У тебя нет никакой связи с Фелисити. Ты ведь не захочешь вернуться в Роки-Крик, стать ей нормальным отцом… Ты ненавидишь этот город. Твоя жизнь в Нью-Йорке и Лондоне.

Просто удивительно, как метко правда может бить по больному месту. Только вот утверждение, будто пострадало только его эго, было слишком самонадеянным.

— Она могла бы поехать со мной, — упрямо заявил Ник. — Я мог бы помочь ей стать великой пианисткой. Фелисити необыкновенно одарена.

Серина скривилась.

— Ты совершенно не знаешь свою дочь, если говоришь такое. Она не хочет быть пианисткой, не желает ездить по миру с концертами. Фелисити хочет стать ветеринаром.

— Да, я знаю, — мрачно произнес Николас. — Она мне уже рассказала.

— Вот видишь? Ты ничего не выиграешь, если расскажешь девочке, кто ее отец. Она возненавидит тебя, вот увидишь.

— А ты сама, Серина? Тоже будешь меня ненавидеть?

В ее глазах отразилась усталость.

— Я никогда не ненавидела тебя, Николас. Но я бы легко сумела это исправить, если ты так поступишь.

— Что именно ты сейчас имеешь в виду? Если я расскажу всем, что Фелисити моя дочь? Или если в обмен на молчание я потребую немного сексуального наслаждения?

— Ох, Николас, Николас, — произнесла Серина, глядя на него своими лучистыми глазами, полными смирения.

Внезапно это взбесило Ника.

— Уверен, я не слишком много прошу! — зарычал он. — Одна несчастная ночь за целую жизнь молчания? Возможно, ты даже получишь удовольствие! По крайней мере, вчера днем все было именно так!

Женщина побледнела как смерть. Но потом подняла голову и посмотрела Николасу в глаза.

— Это было нечто совершенно иное.

— Неужели? Хочешь сказать, что согласилась исполнять все мои желания в постели не только для того, чтобы я как можно быстрее уехал?

— Я знаю, что, скорее всего, все выглядело именно так…

— А что, это можно было понять как-то по-другому?! Если я попрошу повторить вчерашний день, ты согласишься?

— Только если нет иного выхода, — наконец отозвалась Серина.

Этот ответ заставил Николаса задохнуться. И нанес серьезный удар по его совести.

Только тут он понял, как сильно Серина любит их дочь. Это чувство превосходило гордость, оно поможет вынести любое унижение, лишь бы защитить ребенка.

Так любила Николаса его собственная мать.