Мой любимый шут

— Абсолютно. Не с чего волноваться. В стране порядок. Наследник справляется с помощью советников. Её Величество тоже замечательно управлялась до поры… На фига король-то?

— Тьфу! Какой-то ты непатриотичный! — надулась я.

— Вполне патриотичный. Просто не циклюсь на несущественных для меня вопросах.

Дальше мы переметнулись на более нейтральные темы. Обсудили предстоящий спектакль в городском театре по пьесе Шута, я попыталась зазвать любимого с собой в рок-клуб в ближайшее время, Шут принялся выяснять, что любит моя мама…

Когда облачко нависшей над нашими бедовыми головами угрозы почти бесследно развеялось, дверь в кабинет Шута распахнулась. Сердце ёкнуло: раз без стука — значит, начальство. Спустя мгновенье стало ещё более неуютно, ибо на пороге возникла Её Величество. Я поспешно присела в корявом реверансе (потому что второпях ногу подвернула) и испытала острое желание спрятаться под кровать. Выражение лица королевы не предвещало ничего хорошего. А это вам не принц-подросток.

— Александр, у меня к тебе серьёзный разговор, — начала она, едва прикрыв за собой дверь, — Что ты себе позволяешь?

— А это уже не Вашего Величества дело, — негромко ответил Шут, не отрываясь от письма.

— Ты мне не дерзи! — воскликнула королева.

— А вы мне не угрожайте. Не мальчик уже.

— Ты что, забыл своё место?

— Отнюдь. Прекрасно помню. Если надо будет — напомню и вам.

Её Величество открыла было рот для очередной гневной тирады, но тут Шут оторвался-таки от своей писанины и спокойно, не повышая голоса, произнёс:

— Маменька, займитесь лучше воспитанием сыновей. Хамами детки растут, моя королева. И не лезьте в мою жизнь. Не ваш это уровень, мадам.

Королева молча ушла, грохнув на прощанье дверью так, что в шкафу упала одна из книг. Шут шёпотом выругался, потом покинул рабочее место и подошёл ко мне.

— Забавно, — сказал он с деланным весельем, — Судьбы шутов с каких-то пор волнуют их господ!

Я смотрела в пол. Мне всё происходящее нравилось всё меньше. Может, правда написать заявление о добровольном увольнении? Шут со вздохом потрепал меня по волосам.

— Не трусь, леди Марго! Собаки лают — ветер носит.

«Короли и собаки — не одно и то же», — захотелось сказать мне, но я обошлась другими словами:

— Я, пожалуй, пойду работать. Прогул мне совсем не нужен. Прости.

Шут прищурился, покачал головой. Помедлил, снял дурацкий колпак, бросил его на стол. Бубенчики жалобно звякнули, словно больно ушиблись.

— Рита, ты думаешь, тебе вообще сегодня стоит расхаживать по Дворцу? Я же сказал, что сам оформлю тебе отгул. Если хочешь уйти — только домой.

— Хочу, — выговорила я одними губами.

Шут проводил меня до ворот и долго махал рукой вслед. Я плелась, не глядя на дорогу, и с тоской думала, как новость о случившемся воспримет мама. Представила себе её печальное лицо с тонкими чертами, и внутри взвихрился обжигающий стыд. Мама, у тебя абсолютно бестолковая дочь. Если бы я мечтала о принце, не было бы никаких причин волноваться, плакать, что-то скрывать от других.

— Ну что я должна была сделать, мамочка? — плакала я дома, — Мартину в ноги кинуться, умоляя простить?

Мама покачала головой.

— Твой шут бы не позволил, ты же знаешь. Что стряслось, то стряслось. Ничего уже не попишешь.

Милая моя мама, подумала я, одна ты мне всё прощаешь и всегда поддерживаешь. А от меня тебе одни неприятности.

— Рита, я тобой горжусь, — сказала мама и устало улыбнулась, — Что бы и как бы там не было… я тебя люблю, ты же мой ребёнок — самый-самый лучший. Всё образуется.

Хотелось на этом поставить точку и перестать беспокоиться. Однако всё вышло совершенно иначе.

Вечером, придя на учёбу, я была вызвана к ректору. Уже по дороге в его кабинет я представляла, что меня ждёт. Предчувствие не подвело.

— Вы отчислены без права восстановления, — ректорским голосом можно было дробить камни. — У Вас есть сутки, чтобы забрать документы.

— Можно хотя бы узнать причину? — ровно и спокойно поинтересовалась я.

— Распоряжение свыше.

Могла бы и не спрашивать. И так всё ясно. Интересно, чей был приказ — принца или Её Величества?

— Простите, ректор, можно последний вопрос?

Взгляд исподлобья — как на мокрицу, не более. Вздох одолжения — великого одолжения.

— Спросите.

— Мне осталось только защитить диплом. Нельзя ли это сделать заочно? Это очень важно для меня.

— Милочка, я не знаю и знать не хочу, чем Вы там провинились, но одно ясно как божий день: своим пребыванием в этих стенах Вы позорите честь нашего славного Университета! — загремел ректор, — Да как Вы вообще смеете думать о таком! Какая наглость! Вон!

Вылетела пулей. Как не нашлось желающих пнуть под зад для пущей скорости, не знаю. Добрела до таксофона, набрала номер Лео.

— У аппарата, — раздался знакомый голос.

— Лео, это Маргарита. Ты чего сейчас делаешь?

— Ничего. У тебя проблемы? — голос взволнованный, ещё бы… — Приезжай ко мне.

Так и сделала. Наняла повозку подешевле и поехала на другой конец города.

В тот вечер мы с Лео завалились в какой-то грязный кабак и напились с решимостью вынужденных самоубийц. В полной уверенности, что послезавтра для нас обоих не будет.

* * *