Мой любимый Sputnik

Но зацепиться им было абсолютно не за что. Они опросили людей и в порту, и по соседству с нашим домом, но Сумирэ никто не видел. Ни капитан парома, ни кассир тоже не припоминали, чтобы в последние дни какая-нибудь молодая японка садилась на паром. Выходило, что Сумирэ должна быть на острове. И к тому же, как она могла купить билет на паром — денег-то у нее с собой не было. Вообще невероятно, чтобы молодая японка разгуливала в пижаме по такому маленькому острову совершенно незамеченной. Может, заплыла далеко в море и утонула? Полиция беседовала еще с одной парой — мужчиной и женщиной средних лет из Германии: в то утро они долго плавали на нашем пляже за горой. Они сказали, что не видели никакой японки — ни в море, ни на тропе к пляжу. Полицейские пообещали мне продолжить расследование и делать все, что в их силах. Думаю, они и так сделали достаточно много. Но время шло, а все оставалось без изменений — никаких новостей.

Мюу глубоко вздохнула и прикрыла нижнюю часть лица ладонями.

— Что мне оставалось? Только звонить в Токио и просить вас приехать. Я была в полном тупике, не знала, что мне делать одной.

Я представил Сумирэ — как она бродит одна по диким неласковым горам. В тонкой шелковой пижаме и пляжных сандалиях.

— Пижама какого цвета? — спросил я.

— Какого цвета? — недоуменно переспросила Мюу.

— Пижама, в которой Сумирэ пропала.

— Ах, да. Какого она цвета… Не помню. Я купила ее в Милане, но ни разу не надевала. В самом деле, какого же она цвета? Светлая такая. Бледно-зеленая, что ли. Очень легкая, без карманов.

— Я вот что думаю. Вам по-любому нужно снова звонить в Афины, в консульство и просить кого-нибудь приехать сюда. Сделайте это, пожалуйста. Да, и еще — чтобы консульство связалось с родителями Сумирэ. Понимаю, это тяжело, но тянуть дальше и ничего не говорить им уже нельзя.

Мюу чуть заметно кивнула.

— Сумирэ, конечно, выкидывает иногда разные фокусы. Бывает, ее слегка зашкаливает, сами знаете. Но пропасть на четыре дня, не сказав вам ни слова, — нет, на это она не способна, — продолжал я. — Тут действительно что-то серьезное. Если четверо суток ее нет дома, ясно одно — Сумирэ не может вернуться. Какая тут причина — не знаю, наверняка достаточно серьезная. Может, провалилась в какой-нибудь колодец в поле и ждет, когда придут ей на помощь. Или, может, ее насильно похитили. Убили и где-то закопали. Неизвестно. Девушка глубокой ночью разгуливает по горам в одной тонкой пижаме — да что угодно могло случиться. В любом случае мы должны продумать план действий, и как можно скорее. Но на сегодня — все, нам нужно выспаться. Завтра, похоже, будет долгий день.

— Как вы думаете, могла ли… Может, Сумирэ покончила с собой? — спросила Мюу.

— Конечно, исключить этого полностью мы не можем. Но если бы Сумирэ решила здесь уйти из жизни, наверняка написала бы какую-нибудь записку. Чтобы вот так — все бросить и исчезнуть? И заставить вас беспокоиться? Нет. Сумирэ вас любит, так что прежде всего она думала бы о ваших чувствах и о ситуации, в которой вы окажетесь после.

Мюу какое-то время смотрела на меня, скрестив на груди руки.

— Вы правда так думаете?

Я кивнул.

— Конечно. У Сумирэ именно такой характер.

— Спасибо. Это как раз то, что я больше всего хотела услышать.

Мюу отвела меня в комнату Сумирэ. Очень простая, квадратная спальня была похожа на большой кубик для игры в кости. Небольшая деревянная кровать, письменный стол со стулом, шкаф и комод. Под столом — обычный красный чемодан. Напротив двери — открытое окно, в которое видны горы. На письменном столе лежит новенький макинтошевский ноутбук.

— Я поменяла белье, так что можете спокойно лечь здесь.

Оставшись один, я вдруг почувствовал, что страшно хочу спать. На часах было около двенадцати. Я разделся и забрался под одеяло. Однако сон не шел. «Еще совсем недавно в этой постели спала Сумирэ», — думал я. Возбуждение долгой дороги все еще отдавалось эхом в моем теле. Я лежал на жесткой кровати и мучился от наваждения: это бесконечное путешествие никак не может закончиться.

Пока не спал, я еще раз прокрутил в голове весь длинный рассказ Мюу, пытаясь выделить для себя самое важное. Но голова отказывалась работать. Хоть как-то систематизировать информацию, что на нее свалилась, было выше ее сил. К черту. Все — завтра, решил я. Тут передо мной вдруг возникла картина: язык Сумирэ проникает в рот Мюу. И это тоже — завтра, сказал я себе. Хотя перспектива, что завтрашний день будет удачнее сегодняшнего, была, увы, почти нулевой. Однако что пользы сейчас думать об этом? Я закрыл глаза и почти сразу провалился в глубокий сон.

10

Когда я проснулся, Мюу накрывала на стол к завтраку. Время — половина девятого, свежее утреннее солнце наполняло мир светом нового дня. Мы уселись на веранде и принялись за еду, глядя на море, ослепительно сверкавшее в солнечных бликах. На завтрак у нас были тосты, яйца и кофе. Две белые птицы плавно спланировали вдоль склона холма к берегу. Где-то поблизости работало радио. Диктор по-гречески быстро читал новости.