Мой любимый враг

— Я не знала, что она бывала в Шенонсо, — задумчиво сказала Лариса, проводя пальцем по маленькому деревянному столику, стоящему рядом с белым мраморным камином.

— Дважды, вместе с королем. Между прочим, старший сын Генриха и Габриэль, Цезарь Вандомский, потом был владельцем этого замка.

— Как?

— Он женился на племяннице вдовствующей королевы Луизы Лотарингской и получил его в приданое. Кстати, вы не заметили, что вся история Шенонсо так или иначе связана с любовными делами французских королей? То он принадлежит королевской любовнице, то королевскому внебрачному сыну… Словно сама любовь живет где-то в этом замке. Может быть, здесь действительно есть какое-то волшебство?

Эти слова Тони произнес, подойдя к Ларисе почти вплотную, — так близко, что его дыхание щекотало ей ухо.

— Здесь красиво, — дипломатично сказала Лариса, отступая на шаг. — Может быть, теперь поднимемся на второй этаж?

Второй этаж встретил их длинной светлой галереей, мощенной серыми и белыми каменными плитами. Лариса подошла к окну: вид отсюда открывался потрясающий. Шер, мелкая, как и Луара, была очень живописна. Отмели, острова и островки, поросшие кустарником, отражались в спокойной глади воды, темной, сине-серой в наступающих летних сумерках. А если посмотреть из окна сразу вниз, можно увидеть отражение самого замка, такое ясное, четкое и реальное, что казалось — отражение и есть настоящий Шенонсо.

— Потрясающий вид, — Тони опять неслышно возник за ее спиной. — Не зря Шенонсо называют жемчужиной долины Луары.

И опять он наклонился так близко, что почти коснулся губами ее виска. Но на этот раз Лариса вскинула на него глаза с откровенным неудовольствием:

— Вы хотите что-то сказать мне по секрету?

Синие глаза Тони смотрели прямо в ее глаза:

— Почему вы так решили?

— Потому что больше незачем так близко ко мне наклоняться. Слух у меня хороший, и все слова я вполне воспринимаю на нормальном расстоянии. Кроме того, не люблю, когда мне шепчут прямо в ухо.

Но смутить Тони было трудно. Он отступил, ненамного, всего на полшага:

— Хорошо, в следующий раз я это учту.

Под его взглядом Ларисе стало неловко.

— А на втором этаже тоже есть королевские спальни? — поинтересовалась она, чтобы сменить тему. Вообще-то ей никуда не хотелось идти. Лариса с удовольствием постояла бы здесь, полюбовалась бы видом на парк, на Шер… Но только в одиночестве, без Тони.

— О да. Есть одна, и совершенно замечательная, — Тони с легкостью вернулся к роли гида. — Комната королевы Луизы Лотарингской. После того, как убили ее мужа, короля Генриха Третьего, последнего из династии Валуа, королева поселилась в Шенонсо. Она прожила здесь в затворничестве двенадцать лет, до самой смерти. Пойдем посмотрим? Спальня расположена сразу за галереей.

Лариса улыбнулась и быстро пошла вперед. Ей почему-то совсем не хотелось, чтобы Тони снова взял ее под руку.

Спальня королевы Луизы действительно ничуть не походила на остальные комнаты замка. Даже странно, что в веселом Шенонсо, приюте стольких романтических любовей, есть такой мрачный уголок.

Вся спальня была затянута темно-синим шелком с вытканными по нему белыми лилиями, и даже потолок был темно-синим. Посередине комнаты стояла скамеечка для молитвы и подставка для молитвенника. Здесь не было ваз с цветами — цветы казались неуместными в этом царстве скорби. Даже громадный белый камин смотрелся как надгробная плита. По странной ассоциации спальня Луизы Лотарингской напомнила Ларисе другую спальню, тоже сине-голубую, призрачную и печальную, в замке Сент-Эгнен. Спальню старой графини.

— Ее называли белой королевой, — Тони вошел в комнату следом за Ларисой. — Белый цвет — цвет траура для королей, и мадам после смерти мужа не носила других платьев.

— Она так любила короля? — тихо спросила Лариса.

— Нет, — вдруг раздался хрипловатый насмешливый голос Николь. — Генрих Третий был слабохарактерным циником, премерзкое сочетание. Плохой король и никакой муж. К тому же он любил мальчиков, женщины — в том числе и собственная жена — его совсем не интересовали.

Николь вышла на середину комнаты, до этого она стояла у окна, заслоненная от глаз вошедших выступом камина.

— Вот ты где, — протянул Тони. — Впрочем, я предполагал, что мы тебя здесь найдем.

— Да? — Николь стояла, насмешливо прищурившись, засунув руки в карманы своих белых летних брюк и покачиваясь с носка на пятку. — Она не любила короля, но считала себя обязанной позаботиться о королевской чести. Одним словом, пытаясь хоть как-то восстановить подмоченную репутацию супруга, мадам Луиза принесла себя в жертву. Он Лувр превратил в бордель, она Шенонсо — в молельню.

— Да уж… — Лариса передернулась. — Действительно жертва. Двенадцать лет прожить в этом склепе… Удивительная женщина.

Николь медленно сказала:

— Она поступила так, как должна была поступить.

Лариса с удивлением взглянула на свою сводную сестру. Лицо у Николь словно окаменело, глаза сузились, почти скрывшись под густыми черными ресницами. «Поступила так, как должна была…» Что она хотела этим сказать?