Мой лучший босс

— Тогда мы просто поедем по этой чертовой дороге и будем сигналить, кричать, шуметь, как только можем, чтобы они нас услышали! — от отчаяния и напряжения голос срывается и дрожит.

— Там метель. Самая настоящая, с ураганом. Не такая, как в городе, потеряться в ней легко даже если на пару шагов отойти от дома. Кто даст гарантию, что шум долетит на них? Может ветер дует в другую сторону? Тогда толка от сигналов нет никакого. Мы только подвергнем риску себя.

— Но нужно же что-то делать!

Максим Евгеньевич так спокоен и расслаблен в этой ситуации, что я поневоле завожусь. Как можно вот так просто сидеть здесь и не предпринимать ничего?!

— Да, и я уже сказал, что. Ждать. Возьми, выпей, девочка, — он вкладывает в мою ладонь свой бокал, — С ними опытный водитель, он знает, как вести себя в подобном случае. Даже если они потерялись, это не значит, что они погибнут.

— Но ведь… ведь такая вероятность есть! — едва слышно выдыхаю я.

— Человек вообще такое существо… может в любую секунду умереть, — меланхолично пожимает плечами Горский.

От бессильной злости хочется выть. Сжимаю бокал сильнее и залпом выпиваю коньяк. Не чувствую ни его вкуса, ни крепости. Алкоголь горячим клубком скатывается вниз, опаляет пустой желудок. Сразу же начинает мутить, в глазах собираются слезы и камин размазывается в сплошное пятно. Отдаю бокал инвестору и стремительно выбегаю из комнаты. Да, ничего нельзя сделать, но смотреть в это равнодушное лицо хочется сейчас меньше всего на свете.

Не знаю, сколько проходит времени. Я бесцельно брожу по дому, натыкаюсь на кого-то несколько раз, пока не ухожу в дальнюю комнату. Здесь через огромное окно должно быть видно озеро, но как ни вглядывайся, из-за непроглядной темени и снега не видно ничего даже в парах сантиметров от стекла. А ведь Марк там, посреди этой круговерти, холода и тьмы…

Оседаю в мягкое кресло и стираю мокрую соленую дорожку со щеки. Я ничего не могу сделать, ничего! Только ждать, надеяться, молиться. Последнего я не делала никогда, даже не знала, каково это. Отец всегда насмешливо относился к религии. Наверное, не бывал в такой ситуации, когда готов просить кого угодно, лишь бы все было хорошо с теми, кто дорог. Чтобы потерявшиеся люди вернулись.

Я сжалась в комок, зажмурилась и тихо выдохнула:

— Пусть Краев будет здесь. Пусть лучше подкалывает меня, лишает премии, делает выговоры, ругается… Только в безопасности, здоровый, живой… Пожалуйста…

Повторяю эту просьбу шепотом до тех пор, пока сама не замечаю, как проваливаюсь в темноту. Не просыпаюсь — выныриваю из нее, делая глубокие жадные вдохи, от которых ломит грудную клетку. Мне снилось, что я иду искать Марка одна и тону в бесконечном снегу. Силюсь сделать глоток воздуха, но в легкие попадает только снег.

После кошмара знобит, и я не сразу понимаю, из-за чего именно проснулась. Только через полминуты меня будто прошивает током. Голоса! Еще не успеваю ничего осознать, а ноги уже сами несут меня к месту, откуда они слышатся. Темную комнату и коридор я пролетаю за несколько секунд с замирающим сердцем. Кажется, даже пола не ощущаю под ногами.

Люди смеются, перебрасываются веселыми шутками. Так задорно и громко, как будто только что они были на волоске от смерти и чудом избежали ее.

— Ну и снежище там! Едва добрались до вас, — из прихожей слышится знакомый родной голос и к горлу подкатывает комок.

Я спотыкаюсь на ровном месте и останавливаюсь в дверях комнаты. Щурюсь после темноты, жадно впитывая происходящее, пытаясь понять, все ли в порядке. Краев уже успел снять теплый бушлат и стягивал запорошенную снегом шапку. Кажется, будто он упал в сугроб и пролежал там какое-то время, потому что ледяная корка на брюках не исчезает даже в тепле. С белых ресниц медленно стаивает иней, а кожа щек покраснела. Неужели они шли пешком?

Наши взгляды пересекаются и улыбка медленно угасает на его губах. Именно в этот момент на меня накатывает осознание. Колени подгибаются, и я едва успеваю вцепиться пальцами в косяк двери, чтобы не осесть на пол от слабости.

Только что они все могли погибнуть. И Марк тоже. Просто исчезнуть в этом ледяном буране и не найти дорогу к дому.

Краев в два шага оказывается рядом и подхватывает меня на руки. Его ладони горячие, жар ощущается даже через одежду. Он несет меня куда-то, крепко прижимая к себе и игнорируя мои слабые попытки выбраться — Марк наверняка устал, чтобы сейчас нести еще и меня!

— Ты обморозил руки? — шепчу одними губами.

Чувствую лопатками, что он укладывает меня на что-то мягкое и отчаянно хватаюсь за рукав его свитера.

— Я не ухожу, — успокаивающий голос совсем рядом.

В комнате темно, но мне чудится его теплая улыбка.

— Вы шли пешком?

— Нет. Немного…

Краев укрывает меня чем-то теплым, но я порываюсь встать:

— Хочу знать, что с тобой все в порядке.

Марк останавливает мягко, но твердо, заставляет лечь обратно.

— Все хорошо, Маша. Я здесь, я добрался, живой.

— Живой… — эхом повторяю за ним.

Хорошо, что в комнате ничего не видно, потому что спазм сдавливает горло, и я не могу больше ничего сказать. Только беззвучно плачу от облегчения.